Фрау Урсула встретила его у подъезда. Она не кинулась обнимать и целовать его, так как еще накануне была предупреждена особым письмом фрау Бах, как вести себя с Хорстлем, чтобы не напугать его, а впоследствии постепенно завоевать его расположение.
— Здравствуй, Хорстль! — сказала она, стараясь придать своему голосу непринужденную приветливость доброй знакомой.
— Дяствуй, — ответил Хорстль не без настороженности.
Фон Тэрах незаметно скрылся, чтобы оставить их вдвоем.
— Хочешь эту игрушку? — спросила фрау Урсула. В ее руках была маленькая ярко-красная автомашина. Фрау Урсула, опустившись на корточки, поставила машину на широкую каменную ступеньку крыльца, легонько толкнула ее, и машина покатилась.
Хорстль, тоже опустившись на корточки, полюбовался, как она катится, и сказал:
— Хотю.
Фрау Урсула вручила ему машину, и они оба поднялись на ноги.
— А хочешь, я тебе дам еще много-много других игрушек?
— Хотю, — сказал Хорстль.
— Тогда пойдем со мною, — предложила фрау Урсула и протянула ему руку.
Так Хорстль фон Виввер впервые после октября сорок третьего года вошел в свой дом, держась за руку своей матери.
Они сидели в прохладной и просторной столовой — фрау Урсула, профессор и неутомимый Гейнц фон Тэрах — и с удовлетворением наблюдали, как обедает маленький барон фон Виввер. Хорстль вполне пристойно пользовался ложкой, чашкой, салфеткой. Правда, он несколько излишне звучно жевал. Но зато он уже не лакал языком из миски, поставленной на пол, не рвал зубами сырое мясо, прижав его руками к полу, не рычал.
Пообедав, Хорстль вспомнил, что он в гостях.
Он подошел к господину фон Тэраху, тронул его за рукав и потянул к двери.
— Тамой! — сказал. — Хотю тамой.
Но все было заранее предусмотрено в письме фрау Бах.
Его повели гулять, показали кроликов, покатали на пони, на качелях, и мальчик до того устал, что уже спал, когда его осторожно раздели и уложили в постель.
А тем временем его мать, профессор и господин фон Тэрах обсудили план дальнейших действий.
Профессор Вайде был полностью согласен с мнением коллеги Каллемана, которое сообщил господин фон Тэрах: мальчика нужно еще по меньшей мере пять лет держать в коллективе его сверстников. Но где найти подходящий коллектив? Школа закрытого типа? Ни в коем случае. Хорстль еще все-таки настолько уязвим для насмешек, что его там заклюют, доведут до отчаяния.
И тут господин Гейнц фон Тэрах еще раз доказал, что у него отлично варит голова.
А почему бы, сказал он, не создать на средства баронессы небольшой, но хорошо оборудованный аристократический приют человек этак на двадцать, ровесников Хорстля? Это должны быть сироты самых заслуженных людей, прославивших германское оружие, павших в священной борьбе с мировым коммунизмом. Любой немец почтет за честь работать в таком приюте. И знаете, как можно было бы назвать этот приют? «Виввергейм». Дом Вивверов! Это звучит благородно, возвышенно. Баронесса фон Виввер не только учреждает и вкладывает фамильные средства в этот приют, но и воспитывает в нем своего единственного сына, наследника прославленного родового имени! Разве это не лучшее доказательство того, что она собирается сделать «Виввергейм» лучшим из германских воспитательных учреждений!
— А что до меня, — все больше распаляясь, продолжал фон Тэрах, — то я был бы счастлив взять на себя общее руководство воспитательной работой.
Фрау Урсула смотрела на него с благоговением.
Но оказалось, что он еще не все досказал. Господин фон Тэрах взял на себя смелость придумать, где поудобней разместить «Виввергейм», чтобы не огорчать фрау Урсулу новой разлукой с ее сыном и заодно обойтись без расходов на наем помещения. Господин фон Тэрах решается предложить приспособить для этой цели дом под зеленой крышей, тот, в котором до войны обычно располагались гости, приглашенные в Виввердорф.
— Дорогой Гейнц, — восторженно прошептала фрау Урсула, — вы гений!..
Возвращаться в Мюнхен было уже поздно. Пока для фон Тэраха и профессора Вайде готовили комнаты, они сидели с фрау Урсулой в уютно освещенной маленькой гостиной.
За окном только что отшумел теплый весенний дождь. Выглянула луна. Открыли окно. Из сада веяло ароматом цветов и покоем.
И вдруг пронзительный мальчишеский вопль взорвал уютную тишину ночи.
Минут за пять до этого Хорстль фон Виввер проснулся в своей комнате. Ему срочно требовалось провернуть одно небольшое дельце. Любой другой мальчик ночью в совершенно незнакомом доме оказался бы в безвыходном положении. Хорстля выручило обоняние.
Нам бы не хотелось, чтобы у читателя создалось необоснованное впечатление, будто дом баронов фон Виввер не содержался в надлежащей чистоте. Но у Хорстля было тончайшее, поистине нечеловеческое обоняние, и оно его без лишних проволочек привело прямо в туалетную комнату. И оно же несколькими минутами позже чуть не свело на нет многолетние труды фрау Бах и профессора Каллемана.