Белокурый красавец из далекой страны

Высокая, стройная и белокожая, Мона слыла одной из первых красавиц на деревне; благодаря странному набору генов, полученных от кого-то из предков, глаза у нее были не черные и не темно-карие, как у подавляющего числа египтян, а редкого серого оттенка. С тех пор как ей исполнилось четырнадцать, то один, то другой сосед заводил разговоры о том, чтобы сосватать Мону за одного из своих сыновей. Однако отец, будучи человеком проницательным, не спешил связывать себя обязательствами: не давая прямого отказа, он ссылался на молодость своей дочери и предлагал вернуться к этому разговору спустя пару лет. И вот теперь таинственный незнакомец из Каира стал первым, кто удостоился приглашения прийти к ним в дом и официально просить руки старшей дочери.

За завтраком отец подтвердил то, что сообщила Сумайя.

– Ахмед с матерью придут сегодня вечером, после Иша[3].

– Хорошо, папа. Что от меня требуется?

– Просто будь дома. Сначала я поговорю с гостями, а когда будет нужно, я попрошу тебя зайти в комнату.

В тот день Мона никак не могла сосредоточиться на учебе. Преподаватель привычно бубнил что-то у доски, но она даже не пыталась вникнуть в его слова. Как только прозвенел звонок с последнего урока, Мона побросала книги в портфель и, ни с кем не попрощавшись, побежала к маршрутке. Она чувствовала, что должна поделиться последними новостями.

– Мона! – Линда сразу открыла дверь, и ее лицо осветила улыбка.

– Привет. Извини, что я без предупреждения.

– Какие глупости! Заходи. Что-то случилось? Ты вся горишь.

Мона зашла в комнату и привычно подхватила на руки Карима. При ее появлении мальчик залился веселым смехом.

Линда была женой ее двоюродного брата и единственной знакомой Моне англичанкой. Одному богу известно, как родители дали согласие на их брак. Наверное, сыграло роль то, что муж Линды был старшим сыном и основным кормильцем в семье – с его мнением привыкли считаться. Отец Моны относился ко всем иностранцам с плохо скрываемым недоверием и частенько повторял, что никогда не позволил бы сыну взять в жены женщину из другой страны, тем более – не из арабского мира. Несмотря на то, что Линда приняла ислам, одевалась и вела себя в соответствии с египетскими традициями, отец Моны ей по-прежнему не доверял и не одобрял дружбу дочери с этой агнабеей[4].

– Мы ведь не знаем ее родителей. Как можно принимать в семью женщину, если ты незнаком хотя бы с ее отцом?

– Но ты видел родителей Линды! Они приезжали на свадьбу, – возражала Мона.

– Это совсем другое. Ну видел, и что? Я понятия не имею, что они за люди, какая у них репутация и как они воспитывали своих детей. Кроме того, они не мусульмане.

– Пророк с уважением относился к христианам, – напомнила Мона. – Кроме того, Линда приняла ислам.

– Приняла, – неохотно согласился отец. – Но она не впитала его с молоком матери, как наши женщины.

– Папа!

– Дочка, ты еще очень молода и многого не знаешь. Поверь своему отцу – ничего хорошего из этого брака не выйдет. Не знаю, как Ахмед вообще дал согласие на свадьбу.

Мона в ответ лишь вздохнула: бесполезно спорить с отцом. А она чувствовала, что нашла в Линде родственную душу. Та единственная не говорила о бесполезности учебы и необходимости найти хорошего мужа, выслушивала все излияния Моны и старалась ей помочь. Кроме того, в этих разговорах Мона изрядно подтянула свой английский – арабским Линда почти не владела.

– В общем, сегодня к нам в дом придет жених, – призналась Мона.

– Вот как. Ты рада? – осторожно поинтересовалась Линда.

– Не знаю. Я же его пока не видела.

– Но ты бы хотела выйти замуж? – спросила Линда после секундной заминки.

Мона пожала плечами.

– Скорее нет, чем да. В любом случае свадьба будет не сейчас. А может быть, ее и вовсе не будет.

– Ты ведь можешь отказаться, – напомнила Линда.

– Знаю. А смысл? Отец все равно против моего обучения в университете. Если я не выйду замуж, то буду сидеть дома и помогать матери по хозяйству. Вот если бы я могла учиться, ездить по миру, тогда я бы точно отказалась от замужества. А так… – Мона махнула рукой. – Одна надежда, что мы понравимся друг другу.

– Ин ша Аллах.

– Расскажи, как ты познакомилась с Мизу, – попросила Мона.

– Я же тебе сто раз рассказывала, – улыбнулась Линда.

– Ну пожалуйста… Сегодня такой особенный день…

– Хорошо, слушай.

Девушка затаила дыхание.

– И ты сразу поняла, что он – твоя судьба? – спросила она в конце.

– Да. Это было что-то необыкновенное. Как будто внутренний голос подсказал мне, что я встретила мужчину всей своей жизни.

– А во что ты была одета?

– В какой-то цветной летний сарафан. Мы же были на курорте. А что?

– Недавно я видела в магазине очень красивое платье, – призналась Мона. – Понимаешь, очень хочется понравиться жениху. А у меня в шкафу сплошные темные галабеи да пара юбок.

– Хочешь, я подарю тебе это платье? – тут же предложила Линда. – На счастье.

– Спасибо, ты очень добра. Но отец все равно не позволит его надеть. Ты же знаешь, как он говорит: главное украшение девушки – это скромность.