Беломорско-Балтийский канал имени Сталина

После выступлений поэтов объявляется перерыв. Во время перерыва писателям сообщают более подробные сведения о Москанале. Они узнают, что из трех вариантов был выбран так называемый дмитровский, который идет по направлению железной дороги на Савелово, изредка пересекаясь. Дмитровский канал подходит к Волге двумя ветвями: судоходной и водоводной. Первый шлюз ставится на Дубне, вода в шлюз подается насосной станцией, в отличие от Беломорско-балтийского канала, где водораздельные озера и речки, совпадающие с трассой, дают возможность питать его самотеком.

Приближаясь к Москве, канал снова разветвляется: на Химки — судоходной ветвью и к Мытищам — водоводной. Здесь создается водохранилище-отстойник. Устраиваются два порта: у Покровского-Стрешнева для северных, волжских, грузов и у Сукина болота, где «Шарикоподшипник», — для окских, южных.

Грузовое движение между гаванями пойдет по Андреевскому каналу, от Канатчиковой дачи до Воробьевых гор, минуя петлю Москва-реки, омывающую центр.

Беломорстрой и Московско-волжский канал открывают новую эру в водном хозяйстве Союза, создавая сквозные и кратчайшие водные пути между морями и главнейшими бассейнами страны; из Москвы можно будет проехать по воде в любую область Союза.

В перерыве писатели много беседуют не только с руководством, но и с низовыми беломорстроевцами.

Карта Москанала

«Товарищ, разрешите мне вам представиться. Я — бывший уголовник-рецидивист, просидевший в тюрьмах и на Соловках пятнадцать лет, — говорит одному из писателей Чекмазов. — Сейчас я — директор музыкальной фабрики при трудкоммуне № 2. Я все думаю о том, какие глупости говорят твердолобые буржуазные ученые типа Ломброзо, будто преступность есть врожденность, с которой никак и ничем нельзя бороться. Однако наши преступники построили Беломорский канал, и теперь мы им говорите: „товарищи“. Перед нашими преступниками стоит еще более важная и почетная задача — это Волга-Москва».

В. М. Молотов

Это уже не первый выпад против Ломброзо на слете. Полемика эта неуклюжа по форме, но глубоко содержательна. Она вновь подчеркивает историческое значение слета. Замечательно, что Ломброзо впервые практически опровергается в стране, славившейся в его время ужасами беспощадной каторги.

«Я по своему уголовному прошлому, — говорит подошедший Пинзбург, — очень мало чем уступаю тов. Чекмазову. Он имел пятнадцатилетний стаж, а я имел 14 лет стажа. А теперь я получил квалификацию. Я научился быть десятником по скальным работам, а в настоящее время я — инспектор культвоспитательной части в восьмом отделении. Вот что дала мне советская власть».

В другой группе говорит знакомый читателям инженер Ананьев.

«Много лет тому назад я носил на своей груди академический значок, увенчанный царским гербом. Сейчас видите у меня на груди красный значок ударника строительства Беломорстроя. Я должен вас, товарищи, заверить, что никакие звезды, никакие знаки отличия капиталистического буржуазного мира никто из нас, инженеров, не променяет на этот значок».

— Эй, вождь филонских масс! Привет! — кричат в это время в зале.

Окрик этот относится к Волкову, который сквозь толпу пробирается к Всеволоду Иванову. Они знакомятся. «Скажу вам про себя, — говорит через некоторое время Волков, — о работе я вообще не имел никакого понятия. Что такое работа? Пусть ишак работает. Разве работа это мое ремесло?» Волков рассказывает свою историю.

К этому времени перерыв окончился. Приближался конец слета. Заканчивалось одно из необыкновеннейших в мировой истории заседаний. Мы слышали одну за другой деловые и восторженные речи, исповеди, стихи. Бывшие воры язвительно полемизировали с Ломброзо. Министры Временного правительства говорили об ударничестве. Чекисты аплодировали заключенным. Не было никого, кто бы оставался спокоен. Все были растроганы, взволнованы, ошеломлены. Перерыв кончился. На трибуне Максим Горький.

Горький говорит очень медленно, задумчиво. Он взвешивает слова, делает большие паузы, угловато жестикулирует, как бы разговаривая сам с собой. В зале необычайная тишина.

«Я счастлив, потрясен, — говорит взволнованный Алексей Максимович. — Все, что тут было сказано, все, что я знаю (а я с 1928 года присматриваюсь к тому, как ОГПУ перевоспитывает людей), — все это не может не волновать. Великое дело сделано вами, огромнейшее дело!

В старину разбойники и купцы — а купцы тоже являются разбойниками — пели такую песню:

Смолоду много бито, граблено, —
Под старость надо душа спасать.

И спасали души — давали деньги монастырям, строили церкви, а иногда и больницы.

Вы не старый, вы молодой народ. Бито, граблено вами не так уж много: любой капиталист грабит больше, чем все вы, вместе взятые. А дали вы стране Беломорско-балтийский канал, который, во-первых, имеет огромное экономическое значение, во-вторых, усиливает обороноспособность страны, а в-третьих, переработав себя в труде, вы дали стране отличных, квалифицированных работников, которые будут заняты на других стройках.