– Ты почти не изменился, – заметил я, – крепче стал, да и волосы потемнели.
– Оброс, как волк, – рассмеялся Никодим, – а ты всё такой же, длинный и тощий!
И это было правдой.
Мы прошли в дом, я не переставал дивиться увиденному: основательная мебель в гостиной, дрова, печь с каменной кладкой вокруг трубы и повсюду пучки сохнущих трав, которые наполняли дом невероятным ароматом. Никодим отвёл меня в мою спальню, где стояла массивная двуспальная кровать, дубовый резной шкаф, деревянный стол, над которым висело зеркало в широкой раме, украшенной изящным узором, в котором переплетались листья, ягоды и птицы. Над кроватью висела картина, на которой был изображён волк, несущий в пасти берёзовый свиток, на котором был начерчен какой-то знак, значения которого я не смог понять. Не придав этому ровно никакого смысла, я быстро переоделся и вышел в гостиную. Там меня ждали Маша и Никодим за богато накрытым столом. Мы долго беседовали, вспоминали учёбу, рассказывали о настоящем. Никодим, как я понял, стал местным врачом, жил с сестрой. От Маши я не мог отвести глаз всё время, что она оставалась с нами за столом. Лишь за полночь она встала и ушла.
– Доброй ночи, – сказал я.
– Я так и знал, что она тебе понравится, – сказал Никодим.
– Брось, – махнул я рукой.
Неожиданно раздался громкий стук в дверь
– Никодим! Никодим! Открой скорее! – послышался старческий голос.
Никодим подошёл к дверям и впустил старушку, это была та самая бабушка, которую мы встретили у пашни.
– Беда! – ухнула она с порога.
– Что случилось, баба Уля? – нахмурился Никодим.
– Так, поди, Аспид повадился, – прошептала старушка, оглядываясь на меня.
– С чего это ты решила? – серьёзно спросил Никодим.
– Пойдём, сам всё увидишь! – буквально просвистела старушка.
– Вань, идём, окунёшься в местную жизнь, – позвал меня с собой Никодим.
Я не отказался, хоть ровным счётом ничего не понимал. Мы вышли из дома и оказались на деревенской дороге. Нас, словно молоком, обволокло густым туманом, сквозь который деревенские дома казались призрачными. Идти пришлось недолго, судя по всему, деревенька была небольшая, я насчитал дворов десять. Баба Уля открыла тяжёлые двери коровника, и вопреки моим ожиданиям нас накрыл запах сена, молока и пряных трав. Слышалось сопение и вздохи, а, когда мы зашли внутрь, мне в плечо ткнулся коровий нос. Я слегка вздрогнул, но всё же протянул руку и погладил широкий тёплый чёрный лоб. Баба Уля и Никодим прошли вглубь и остановились у самой последней коровы, которая лежала на свежем сене, подобрав под себя ноги. Я поспешил к ним.
– Вот, погляди! – сказала баба Уля и указала рукой на коровью спину.
Никодим прищурился в тусклом свете коровника и наклонился над животным.
– Плохо дело, – спустя некоторое время произнёс он. – Вань, посмотри.
Я подошёл ближе и пригляделся. Действительно, вся коровья спина была исполосована, будто ножом.
– Что это, волк? – удивился я.
– Хуже… – буркнул Никодим. – Похоже, Аспид повадился, давно не было твари, но вот опять пожаловал.
– Что за Аспид? – поинтересовался я.
– Тварь такая… В остальном мире мифическая, а у нас, пожалуйста, знакомьтесь! Хорошо, пашня вокруг поддерживается, а то бы уже и в деревне похозяйничал, – сказал Никодим.
– Ничего не понял, – сказал я.
– Объясню позже, пока Зорьке помочь надо, я тут и за ветеринара тоже, – сказал Никодим.
– Это не Зорька, это Ладушка, – поправила его баба Уля, – у Зорьки одно ухо белое, а у Ладушки два.
– Всё путаю их, – сказал Никодим. – Придётся швы наложить, лечить будем, антибиотики пропишу, пока гулять на поле не води её.
Мы вышли из коровника и отправились к Никодиму в рабочий кабинет, чтобы взять всё необходимое. Он хмурил брови и чертыхался, а я не решался уточнить подробности. Когда мы вернулись, Ладушка уже спала настолько крепко, что не шевельнулась ни разу, пока Никодим зашивал её раны и делал уколы.
– Баба Уля, не мне тебя учить, но живи-траву тоже не забывай давать, сама знаешь, антибиотики, конечно, помогают, но тут дело особенное, – сказал Никодим.
Баба Уля кивнула в ответ и, поглаживая Ладушку, что-то шептала ей в белое ухо. Корова потрясла головой и проснулась. Я не успел удивиться этому, как над крышей раздался мерный свист и шипение, будто шкварки зашипели на гигантской сковороде.
– Вот он, окаянный! – буркнула баба Уля.
Никодим выскочил на улицу, я следом за ним. Коровы разволновались и подняли шум. Над деревней, погружённой в туман, металось огромное существо, разглядеть которое не представлялось никакой возможности, лишь чёрная тень, окутанная жаром оранжевых всполохов, шипение и запах гари говорили о том, что происходит нечто невообразимое и ужасающее.
– Помоги бабе Уле! – рыкнул на меня Никодим.
Но я остался стоять как вкопанный, не в силах оторвать свой взгляд от всполохов в тумане. Никодим тем временем совершал на мой взгляд нелепые движения, можно было подумать, что он сошёл с ума и танцует в тумане. Сделав несколько кругов в бешеном ритме, он достал из-под раскидистого куста увесистый свёрток, в котором оказались кинжалы, по счёту ровно двенадцать штук.