Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии. 1941–1945

1 сентября 1941 года на большей части Белоруссии была упразднена военная оккупационная администрация, и В. Кубе официально заступил на должность генерального комиссара. За те неполных два года, в течение которых он занимал этот пост, Кубе руководствовался одним принципом – завоевание симпатий местного населения путем определенных уступок в сфере политики, культуры и экономики. Здесь следует подчеркнуть, что этот курс на взаимопонимание с общественностью был результатом его личных убеждений, а не инструкцией министерства по делам оккупированных восточных областей. Не появился этот курс и в результате деятельности советского движения Сопротивления – осенью 1941 года оно не было еще таким значительным. В отличие от рейхскомиссара «Украины» Э. Коха, который собирался руководить «при помощи махорки, водки и нагайки», Кубе сделал ставку на использование в системе управления деятелей белорусского национализма[178].

Тем не менее первые месяцы своего правления генеральный комиссар был вынужден лавировать между объявленной белорусификацией и существующими реалиями, которые вызывали определенные трудности. В целом их можно свести к нескольким моментам. Во-первых, неопределенность немецкого военно-политического руководства относительно будущей судьбы белорусских земель. Во-вторых, неоднозначность положения Белоруссии в системе немецкого оккупационного режима. Как известно, до середины 1943 года генеральный комиссар этого региона должен был руководствоваться указаниями как из Берлина, так и из Риги, где находился его непосредственный начальник – рейхскомиссар «Остланда». В-третьих, нельзя было не учитывать разницу между районами Белоруссии, которые находились в составе СССР с 1921 года, и районами, которые стали советскими только в 1939 году. В-четвертых, значительной помехой на пути белорусификации органов управления стал национальный вопрос. За время управления военной администрации практически все важные посты в органах местного самоуправления заняли либо поляки, либо русские – соответственно на западе и востоке республики. И это нельзя было объяснить только покровительством со стороны военной администрации. Как правило, это происходило потому, что белорусских кадров катастрофически не хватало, а поляки и русские были гораздо лучше подготовлены для такой работы. Это был пятый момент. Таким образом, проводить белорусификацию, опираясь на доставшийся от военных административный аппарат, Кубе не мог. Еще больше проблем могло возникнуть с надстройкой местного самоуправления – центральной административной инстанцией. Она явно не смогла бы функционировать в связке с преимущественно небелорусским местным самоуправлением. Решение этой проблемы Кубе видел в постепенной белорусификации местных органов власти и подготовке соответствующих кадров. Параллельно с этим процессом должна была быть создана центральная белорусская инстанция – не как национальное правительство, а как вспомогательный орган. Ее создание облегчалось тем, что не было прямого запрета А. Розенберга[179].

Первоначально Кубе предложил возглавить такой орган председателю Белорусского национального центра Н. Щорсу. Однако тот, по неясным причинам, отказался от предложений генерального комиссара и покинул Минск. Тогда Кубе обратился к Р. Островскому, который также после начала войны переехал в Минск. В начале сентября 1941 года было создано единственное во всей Белоруссии Минское окружное управление, начальником которого стал Островский. Одновременно он возглавил так называемое Параллельное бюро (Nebenbüro), которое получило статус высшей белорусской инстанции. Формально этот статус не был подтвержден соответствующими документами, однако личная поддержка Кубе и реальная необходимость в существовании такого органа давали Островскому надежду на такое признание[180].

В октябре 1941 года в Минск прибыл И. Ермаченко, который также претендовал на роль руководителя главной белорусской инстанции. И следует подчеркнуть, что его позиция в возможном конфликте с Островским была более твердой. Помимо официального назначения со стороны министерства по делам оккупированных восточных областей, Ермаченко смог доказать предвоенное сотрудничество своего оппонента с коммунистами и польскими властями. В таких обстоятельствах Островский утратил доверие Кубе и, опасаясь возможных репрессий, выехал из Минска в Смоленск[181].

Эта история значительно пошатнула надежды Кубе на активное привлечение белорусов к сотрудничеству, так как Ермаченко был для белорусского актива практически неизвестной фигурой. Поэтому было напрасно рассчитывать на его поддержку со стороны местных белорусских националистов. Среди них господствовало убеждение, что за спиной этого человека стоят только немцы. И на такую точку зрения повлияла не только протекция Розенберга. Как показали дальнейшие события, сам Ермаченко старательно убеждал всех, что только сотрудничество с нацистской Германией может обеспечить белорусам лучшее будущее[182].