Белорусский апокалипсис

Представив самое непоправимое, банкир стал бешено дёргаться и мычать. Только с помощью радикала удалось натянуть на него памперс для взрослых и вновь прикрепить к креслу. Радикал осторожно взял ампулу юнголицина, сломал верхушку и шпиц наполнился красивой розовой жидкостью.

После укола, вымогатели уселись напротив банкира и стали внимательно наблюдать за его поведением.

— А что если наоборот, он впадёт в старческий маразм? — недоверчиво спросил Сергей.

— Для этого есть другой препарат, — серьёзно ответил радикал, — а юголицин исключительно для впадание в раннее детство, причём детскими будут и желания и поступки.

— А писать, читать он не разучится?

— Нет, знания сохраняются и память тоже, только обрабатывается всё это сознанием карапуза. Поэтому я и говорю — перед тем как что-то от него узнать, попотеть придётся, не говоря уже о походе в банк. Хотя, может и в банк идти не надо будет, кто его знает, где он свои деньги закопал.

Вдруг банкир шмыгнул носом, задёргал подбородком и его глаза постепенно заполнились слезами.

— Начало действовать, — шепнул радикал и быстро отклеил скотч от рта связанного банкира.

Жертва вымогательств тихо плакала, всхлипывая и боязливо косясь на названных гостей.

— Как тебя зовут, мальчик? — прервал замешательство радикал.

— Сами знаете, — сквозь плачь обиженно прошептал беженец и с мычанием показал язык Кируте.

— Тебя зовут Димка, — ласково сказал Сергей Сергеевич и развязал руки перепуганному «мальчику».

— Да-а! — уже громче произнёс Димка и снова показал Кируте свой язык.

— Ты не бойся нас, Димуля, — начал успокаивать банкира радикал, — мы хорошие дяди, нас твоя мама послала к тебе за деньгами и сказала выполнить любое-любое твоё желание. А мы с тобой сразу стали играть в бандитов, как будто.

Тут радикал игриво ударил Кируту в живот. Тот заревел, заохал, медленно упал на пол и начал дёргаться. У Димки сразу же переменилось настроение. Он соскочил со стула, радосно подбежал к лежащему Сергею и с размаху врезал ему ногой в бок. Кирута заохал по-настоящему, но выдержал ещё два увесистых удара забияки.

— Вот видишь, как хорошо мы играем. Ты победил, хватит, хватит, — и радикал оттянул Димку о стонущего Сергея.

Но неугомонный Димуля с криком «Ура» принялся избивать ногами радикала.

— Хватит, хватит, Димка! — закричал Сергей Сергеевич, а то мы не выполним любое-любое твоё желание и всё расскажем папе.

Банкир испуганно отскочил от объекта нападения и забился в угол комнаты.

— Только не говорите папе! — взмолился беженец и начал готовиться к плачу.

— Не скажем, не скажем, — хором и нараспев пообещали «как будто бандиты».

— А желание правда любое-любое? — спросил повеселевший Димуля.

— Правда-правда! Любое-любое! Только твоя мама строго-настрого сказала, чтобы мы взяли у тебя деньги, а только потом желания.

— Нет! Сначала желания!

— Ну, мы же взрослые, мы знаем, что сначала деньги, а потом желания.

— Я тоже взрослый! Я больше всех! — закричал Димка и начал подпрыгивать, дотягиваясь рукой до потолка, — Смотрите что я могу, смотрите что я могу! Смотрите…!

— Ух ты! Ух ты! — с каждым димкиным прыжком восклицали вымогатели и хлопали в ладоши.

Банкир прыгал минут пятнадцать до полного изнеможения, потом устало бухнулся в кровать и попросил пить. После питья, еды, игры в домик и магазинчик, Сергей Сергеевич уговорил Димулю, что первым делом нужны деньги и выпытал у него всю информацию о суммах и счетах. Оказалось, чэпэшник навёл на жирную рыбку. Бывший финансист был действительно при деньгах, и весьма немалых по белорусских меркам. Димуля наивно признался, что имеет три счёта. На одном, в Швейцарии, он спрятал около 800 тыс ЕВРО, но снять их быстро технически не просто. Второй счёт был под рукой, в Кракове, на котором лежало тысяч 15 и третий в Москве со ста двадцатью тысячами ЕВРО. Кроме того, на руках имелась карточка Виза с тремя тысячами и семьсот долларов в серванте.

Наконец, Димке сменили памперс и он мирно заснул. Уже во время сна его снова связали до утра.

Радикал с Кирутой уселись у телевизора и начали неторопливо обсуждать план действий. Польское телевидение, по сравнению с белорусским, вызывало ощущение настоящего профессионализма. Несмотря на пошатнувшуюся экономику и приход к власти отъявленных воров и бюрократов, с телеэкрана жизнь выглядела насыщенной, свободной и почти беспроблемной. В новостях показали один репортаж с Беларуси, где Каялович подписывал очередное дополнение к конституции союзного государства. Тон польского комментатора был в общем-то одобрительный, мы, мол в Европу вошли, а Беларусь в другую сторону, туда ей и дорога, а то телепалась, как скатерть на ветру, мост между Россией и Европой имитировала, а как медведь с бочонком нефти ступил на мосток, так тот гниловат оказался, пошатнулся и обсыпался в болото к чёртовой матери. Потом, правда, диктор по отечески заметил, что поляки белорусов любят, помнят ….