Белорусский набат

С независимым видом Каннингэм шагнул за порог, дверь закрылась за его спиной. Вроде все чисто. Ничего необычного – домики, дорога, никаких высоток, никакого активного движения, ничего. Минск-то и раньше производил впечатление полупустого… когда приехала группа усиления, на них это произвело шок: они-то прилетели прямиком из Кабула. Здесь не было бородачей, ослов на дорогах, бело-желтых такси, непроходимой толчеи на улицах, завывания муллы, шпилей минаретов… ничего, что в сознании американского солдата ассоциировалось бы с опасностью. Проехала машина… редкие прохожие… снайперов тут точно нет – где ему сесть, снайперу-то? На крыше третьего этажа? Ага, и какой у него сектор обзора будет?

– Птица, доложи ситуацию, – проговорил наушник в ухе.

– Перехожу улицу. Все чисто….

Все действительно было чисто. Минск – уникально чистый город, в этом смысле Нью-Йорку до него далеко, даже после Руди Джулиани, который готов был сажать за брошенный окурок[45]. Здесь нет грязи, уличной еды, как в Нью-Йорке, охреневших в атаке таксистов… в общем, в диктатуре были свои положительные стороны.

Напротив было посольство Украины – непонятно, что это было раньше… похоже на какой-то модерновый кинотеатр… несколько этажей – и выгнуто, как новомодный телевизор. Места там было больше, чем в американском посольстве. Интересно, почему страна, находящаяся в таком катастрофическом состоянии, почему страна, которая, не стесняясь, просит помощи у всех, у кого можно, позволяет себе содержать такие роскошные посольства, причем не в Вашингтоне, а в Минске. Что это – форма коррупции? Или просто форма эксплуатации общественного блага, которую придумали украинские госчиновники? Почему, несмотря на то что в Украине вроде как установилась демократия и она изо всех сил пытается выполнить пакет требований для вступления в ЕС, почему здесь ничего не изменилось? Почему чиновники продолжают находиться в этом роскошном посольстве? И почему при этом страна просит списания долгов, ссылаясь на невозможность их отдать?

У ворот стоял украинский охранник. Он был открыто вооружен автоматом – украинский «Тавор» под 5,45, очень короткий. Увидев Каннингэма, он махнул рукой, и Каннингэм подмигнул ему в ответ. Несколько дней назад они таскали ночью из одного посольства в другое тюки с деньгами и еще чем-то. Надо было перетащить быстро, пока у белорусских наблюдателей пересменка, и они бежали бегом через улицу, таща на спине чертовы неудобные мешки, которые весили, казалось, тонну…

Весело…

Каннингэм встал на свое место для наблюдения, подумал, что надо достать телефон, а то ненормально просто тут стоять – и вдруг его внимание привлек один момент. Тут стояла машина белорусской милиции, и одна – еще дальше по улице. И вот он увидел, как та, что стояла дальше по улице, прокатилась через перекресток и дала сигнал. И вторая милицейская машина – такой же «Форд Эскорт» – резко развернулась и покатила следом за первой. Он увидел через стекло полицейских… милиционеров.

И насторожился.

Чтобы понять, что происходит, он пошел на перекресток – оттуда хорошо просматривались улицы на четыре стороны. И с ужасом увидел идущий от набережной огромный самосвал «КрАЗ», а следом шел, кажется, фургон.

И кабина у «КрАЗа» была какая-то не такая…

П…ц.

– Прыгун, я Птица, – выкрикнул он, – firecracker, повторяю – firecracker! Закрывайте базу, на хрен!

Слово firecracker (фейерверк) для прошедших Ирак означало «прорыв смертника», пешком или на заминированной машине.

– Птица, уточни направление, – с той стороны был опытный морской пехотинец, знающий, что к чему, он не стал переспрашивать.

– От реки! Юго-запад!

Американец бросился к украинскому охраннику:

– Дай автомат!

– Шо?

– Дай автомат!

Украинский охранник не проявлял понимания, поэтому Каннингэм просто вырубил его приемом карате и завладел автоматом. Присев на колено, он вытащил один за другим два магазина из разгрузки и сунул в карман. Теперь у него, кроме пистолета, был автомат и девяносто патронов к нему.

Все-таки Бред Каннингэм был очень опытным солдатом.

Он перебежал улицу, чтобы укрыться за углом здания, как раз в тот момент, когда раздался страшный грохот, прервавшийся многоголосым треском автоматных очередей. У него в айфоне была, как и у всех, видеокамера, он высунул телефон из-за угла и увидел страшную картину – «КрАЗ» врезался в забор и частично повалил его, от грузовика велся шквальный огонь из автоматического оружия по территории посольства. И кто-то лез из кузова на козыроек над кабиной, стреляя…

Черт.

Он перехватил незнакомый автомат… чертов буллпап, с «калашниковым» было бы проще. Тут же был израильский прицел «красная точка», тоже незнакомый, но прицел есть прицел. В конце концов, автомат делают для солдата, решил Каннингэм, ничего тут сложного нет. Он перевел режим огня на «очередь» и открыл огонь…