Белорусский набат

Господи… о чем он думает. Что у него в голове… он все еще ощущает себя государственным чиновником, хотя государство у него даже имя отняло… теперь он затриманный сто семь, и неизвестно, насколько…

– Проходим…

Кабинет. Стены – белый верх и омерзительного оттенка зеленый низ. Стол, стулья, облупившаяся фрамуга окна. Отрывистые щелчки выстрелов… какая-то воинская часть. Или военный полигон.

– Садитесь.

Следователь. Аккуратно одетый, средних лет, сухой, с узким лицом «в кулачок». На лацкане пиджака – значок, черно-красный флаг и Степан Бандера.

Понятно все. Впрочем, уже давным-давно все понятно.

Следователь не включил ноутбук на столе, не начал настраивать аппаратуру. Вместо этого он лениво листанул дешевую прозрачную папку.

– Претензии к условиям содержания имеются?

Только тут он понял, что конвоир, приковавший его к стулу, не ушел, а стоит за спиной и тяжело дышит.

– Потрудитесь объяснить, в чем меня обвиняют…

Конвоир с маху залепил ему открытой ладонью в ухо, в голове тоненько зазвенело, обожгло болью.

– Как… вы…

– Хватит!

Конвоир удержал руку.

– Вопросы здесь задаю я. Но, если вас так интересует, вы обвиняетесь по статье сто одиннадцатой. Зрада Украины – шпионаж, оказание помощи иностранному государству. До высшей меры.

За окном – словно подтверждая эти слова – грянул залп. Задержанный вздрогнул.

– Нет, это не расстреливают. Просто тренировки. Кстати, вы знаете, что в Киеве массовые беспорядки?

– Что?

– Массовые беспорядки. Проплаченные из Кремля. Но мы с ними разберемся…

– Как с Небесной сотней, да? – бросил задержанный.

– А что – с Небесной сотней?

…

– Все с Небесной сотней файно. Памятники стоят. Учебники пишутся. Всё на своих местах. И все на своих местах.

– Твое место в тюрьме.

– Нет! – снова резко сказал следователь.

Конвоир тяжело дышал за спиной.

– На вашем месте я бы придержал язык. Обвинения серьезные… впрочем, помощь следствию может все решить.

Затриманный промолчал.

– Ну, что же… – следователь взял в руки папку. Две тысячи четырнадцатый год, одиннадцатое ноября, Краков. Вы отрицаете, что были в Кракове в тот день?

– Нет.

– Зачем вы туда приехали?

– Отдохнуть.

– Это был вторник. Рабочий день.

– Я взял отгул.

– Что вы делали в Кракове?

– Гулял.

– В какой гостинице поселились?

– Не помню.

– В каком это районе было?

– Старо Място.

Следователь посмотрел в папку.

– Гостиница «Ибис». Дешевая студенческая.

– Может быть.

– Почему вы не предъявили расходы к оплате?

– Это была личная поездка, не деловая.

– Честный, да? – следователь достал из-под обложки фотографии, бросил на стол. – А этот человек тоже был там ради старых замков?

Затриманный не стал смотреть, что там на снимке. Он знал это и без того. Помнил.

Ноябрь две тысячи четырнадцатого. Уже понятно, что имеющимися силами сепаров из Донбасса не выбить. Понятно и то, что Запад не окажет никакой реальной помощи, не даст военную технику. Да и что он мог дать? После крушения ОВД прошло более двадцати лет, большая часть старой техники давно либо порезана на металлолом, либо продана на Ближний Восток и в Африку по дешевке. У них самих в первой линии потеряно пятьдесят процентов танков, семьдесят процентов легкой техники – БТР и БМП. На бумаге: на балансе Министерства обороны огромные запасы военной техники – одних танков на консервации больше тысячи. По факту же: это огромные кладбища ржавого железа – со стоящих под открытым небом грозных боевых машин сняли все, что только можно снять и продать. Часть техники, числящейся за воинскими частями, по факту разукомплектована для того, чтобы собрать из двух-трех БТР один, но на ходу. Самый распространенный БТР в украинской армии – БТР-70, родом из семидесятых годов, с двумя старыми карбюраторными двигателями от давно не выпускающегося грузовика и с броней, легко протыкающейся современными российскими бронебойными пулями. В одной из воинских частей ему показали автомат, снятый с трупа неизвестного еще летом. В магазине были странные, с черно-зеленой головкой патроны… при стрельбе в борт старого, стоящего на кирпичах остова от БТР эти пули легко пробили броню.

И такие могли быть у каждого русского солдата!

Еще в одном добровольческом батальоне ему показали «КамАЗ», тоже отжатый у сепаров… дизель триста шестьдесят сил, скрыто бронированная от 5,45 кабина, легкосъемная защита внутри кузова… на трассе этот «КамАЗ» даже с загрузкой легко поддерживал одну скорость с легковушками. И такие «КамАЗы» могли прийти из России десятками… сотнями, сколько надо будет, столько и придет. Он навсегда запомнил это острое чувство беспомощности… как перед надвигающейся снежной лавиной.

Оказалось… не того боялись.

– Что замолчали? Не помните.

– Помню.

Он решил играть от легенды. В конце концов, у русского тоже было прикрытие.

– Я встречался с представителем Росвооружения.

– Чего?

– Росвооружения.

Видимо, следователь не сразу осознал столь сложное слово.

– А зачем?

– Чтобы достичь договоренности о поставках.

– Поставках чего?

– Запчастей для военной техники.