Белоснежка, 7 рыцарей и хромой дракон (СИ)

Стрелки, яркую помаду, темные волосы, короткую юбку. С маленькой аккуратной грудью вышла накладка в прямом смысле. Еще до недавнего времени я бегала плоская, как мальчишка, и вдруг, буквально за пару лет, обзавелась, как говорит мама, «нашей родовой грудью». Полновесным третьим размером с угрозой в конкретное такое D.

Беда была в том, что Сухоревский крупный бюст на дух не переносил, предпочитая размер-прыщик или, в крайнем случае,  милые дульки. То есть даже близко не мои эпохальные пушки, когда-то "расстрелявшие" чистую дворовую дружбу с соседскими мальчишками. Что я не простила своему бюсту до сих пор.

Для получения нужного минималистичного эффекта, пришлось вытаскивать с антресолей гардеробной корсет от выпускного платья, стягивающийся с помощью мелких крючочков. И поднимать этот «испанский пояс»до подмышек.

В 13:55 на углу ресторана «Сноб-бади» стояла мечта влажных снов мистера Сухоревского. Эффектная вобла еле дышала, таращила глаза и проклинала владельца «Золота мира» с его дурацкими предпочтениями, анорексическими склонностями и мужским упрямством.

Через две минуты я начала движение. Тонкий плащик пришлось расстегнуть, несмотря на весеннюю прохладу, чтоб создать впечатление полетности.

В руках - пакет с уже надорванным краем, его я крепко удерживала пальцами. Рассеянный взгляд и улыбка. Подняла голову, засмотревшись на витрину. Обратный отсчет. Три. Два.

Один. Меня толкнул крепкий мужчина средних лет, выходящий из машины. Его охранник-водитель выскочил и замер, остановленный успокаивающим жестом хозяина.

Крупное тело с почти незаметной рыхлостью, тяжелая челюсть, широкие, почти сросшиеся брови. Игорь Сухоревский собственной персоной.

Качнувшись, я выпустила край пакета и содержимое начало выпадать через расползающийся разрез. Ручки, листы бумаги, маленький блокнот, компактное издание «Замка» Кафки. Белым беззащитным водопадом в грязные лужи.

От неожиданности я ахнула. Тоненько и нежно.

Мужчина посмотрел на меня внимательнее, присел за бумагами. Но незадача. Присела и я, да так, что мы стукнулись лбами.

- Японский бог, - выругался Сухоревский, потирая лоб, - у меня сегодня день столкновений. Извините, девушка.

- Бывает, - слабо улыбнулась я, собирая разлетевшиеся бумаги и не поднимая глаз. Потому что – скромная.

- Кафка, - мужчина покрутил новенькую, упавшую сверху и оттого не успевшую намокнуть книжку, - я впечатлен.

- Что? – спросил охранник. - Будьте здоровы.

Мы с Сухоревским переглянулись. Прямой взгляд. Я тут же помягчела губами, расслабляя яркий рот. Нежная девочка, вся открытая, безопасная.

- Хотелось бы похвастаться, но нечем. Честно пытаюсь читать третий день, и… мало что понимаю.

Полтора года назад на одном из форумов Сухоревский горячо хвалил «Замок», называя его «отверткой для разума». Я, конечно, могла бы сейчас высказать свое впечатление о книге, которую прочла лет шесть назад и до сих пор прекрасно помню, но зачем нам споры при первом знакомстве. Споры нам ни к чему. Пусть почувствует себя наставником, взращивающим юный, неуверенный разум. Все, как он любит. Встреча с алмазом, требующим огранки.

Сухоревский оживился, подоткнул край макинтоша, двигаясь чуть ближе.

- Да, эта история особая, непростая. О, а эти листы совсем размокли…

- Тексты для курсовой… О, нет. Нет!

Мы одновременно встали. Он осторожно погладил по плечу. Все, контакт.

Мой "случайный" знакомый передал охраннику собранные бумаги и уже двумя руками начал поправлять черные прядки, закрывавшие лицо. Я опустила голову вниз, переживая. Почувствовала его совсем близко. Давай же, меня надо поддержать, приглашай на обед!

- Студентка?

- Да, студентка университета, журналистика.

Сухоревский замер. Ситуация неуловимо изменилась, как будто повернули тумблер и выключили свет. Я насторожилась и подняла глаза.

- Журналистка значит. Курс Дунаева? Говорю сразу, девушка, чтобы между нами не осталось недопонимания. Вы проиграли, - голос был холоден, взгляд резок, мужчина был расстроен, - хотя это была одна из лучших попыток. Я, дурак, почти купился.

Да твою же в пекло. Кто меня сдал?

Георгий Иннокентьевич Дунаев - мой научный руководитель и куратор практики, чьим заданием и стало интервью с неуловимым, не дающим интервью и тем самым особенно привлекательным для прессы владельцем «Золота мира». Каждому из пяти своих дипломников он выдал по «объекту» - персоне, у которой крайне трудно взять интервью.

Мне он преподнес Сухоревского, назвал его «крепким орешком», интервью у которого не могли взять несколько лет. Подозреваю, Дунаев мстил мне, интеллигентно, по-своему, за то, что единственная из девчонок не повелась на его мягкие касания, осторожные похлопывания по коленке, тихие, низкие двусмысленные хохотки.

На журфаке Дунаева называли «гидом во взрослую жизнь», за аббревиатуру из его ФИО и за привычку пробовать самому всех интересных девочек факультета.  Дегустировал он осторожно, с оглядкой. Одаривал в ответ и жизненным опытом, и немалыми связями.