За неприкрытую лесть девушку одарили быстрым оценивающим взглядом. В такие моменты страус выдавал свою истинную мужскую натуру. Куда подевались нетрадиционная ориентация, томные замашки. Вот он, тестостероновый голод во всей красе показал свою животную истину в выдвинутом подбородке, заинтересованном прищуре, тени улыбки на губах.
Мы все выходцы из животного мира, как утверждает мой научный руководитель господин Дунаев, и чем бы ни занимались, как бы не цивилизовались, при виде понравившейся особи противоположного пола мы открываем истинную натуру. Скрыть настоящий инстинкт очень и очень тяжело. Попался, страус.
Мне нужно было поговорить с Николя, поэтому пришлось отправить девчонок в свои комнаты. Причем Илона перед уходом насильно впихнула мне еще свой оставшийся вонючий букетик, а Клава стрельнула в страуса таким призывным взглядом, что я испугалась, как бы он вместе с чемоданчиком не поскакал за ней. Но парень оказался крепче, чем выглядит, и только довольно ухмыльнулся ей в след.
- Николя.
- Да, любознательная.
- Хочу выглядеть сногшибательной сексуальной стервой. Сможешь?
- Стервой? Сексуальной? С утра? Ты? – Николя отбежал от меня, погнавшейся за ним с полотенцем. - Конечно могу. А для кого?
- Я не могу назвать его имя.
- Волан-де-Морт, - ахнул страус и таки получил полотенцем по голове.
- Почти угадал, - сообщила я, усаживаясь перед зеркалом. Намного лучшее освещение и широкие зеркала были в специальной комнате рядом с большим залом, но я уже поняла, что Николя - мое тайное оружие и делиться им с миром пока не стоит.
- Дружище, за мной тут странно ухаживают. То прямо страсти и огненные взгляды, то равнодушие и других обнимает.
- Удачливая моя, как ты ухитрилась на конкурсе красоты среди длинноногих красоток найти динамиста-воздыхателя? Ты или лесбиянка, или на спонсора нацелилась. Потому как прессу к вам еще не пускают и журналистов я минусую. Милая, лучше полюби девочек, потому что все спонсоры и члены жюри на Конкурсах Красоты – намного больше члены и сильно меньше спонсоры, чем это принято считать.
Все это Николя говорил, старательно рисуя на моей утренней несуразности лицо неведомой прекрасной девушки – яркой, немного наглой, удивительно чувственной и даже дразнящей.
- Закрой рот, Сашенька, а то он у меня не манящим получится, а нуждающимся.
- Как скажешь, волшебник. Только у меня еще одна просьба – верни мне грудь, я танцевать не могу в перевязке, дышать нечем.
- Потрясти хочешь, - мгновенно расколол меня страус, - в смысле своего Волан-де-Морта потрясти. Ладно, мы уже начали платья перешивать, девочки все руки себе искололи из-за тебя. Пусть лучше наше горе сейчас увидят и привыкнут, чем в инфаркте слягут, когда на тебе платье прямо во время конкурса разойдется. Попросят тебя, горемычную, номер на туре талантов показать, ты развернешься неудачно и все таланты наружу, улыбаются и машут. Не фыркай, Саша, ты не на ток-шоу «Ферма», здесь грудастость - горе. Придется твое Окно Овертона (24) заранее распахнуть. Разрешаю, можешь распаковываться.
Через пятнадцать минут я гордо шла в репетиционный зал в тонком сиреневом спортивном костюме, а многострадальную грудь поддерживал всего лишь спортивный бюстгальтер, не скрывающий полноценный С-размер.
Когда из-за поворота на первом этаже появилась стайка чинно беседующей знакомой мне четверки картежников, я сделала вид, что их не замечаю.
- Работал я на этом шоу как Папа Карло, - делился Балакирев с приятелями, - строгал ребятню до стачивания рубанка, парни. И вижу… Мааааать.
- О, знакомо, - вздохнул Ципперсон, - моя тоже любит появляться в самое неподходящее время.
- Привет, мальчики, - с придыханием пропела я, - и вам, Сережа, доброе утро!
- Сашенька, увидел вас, и мое утро стало драгоценным, - прижал руку к тенниске в районе желудка Ципперсон.
- Александра, а что же вы со мной отдельно не поздоровались? – пропел Балакирев, подплывая поближе и блаженно ныряя взглядом в почти невинно распахнутый ворот. – Я вас все утро высматриваю, хотел свои остальные призы показать. Не будем же мы на Нике останавливаться.
- И вам доброе утро, и вам, - повернулась я, сияя, в сторону затормозивших Сухоревского с Полуниным.
В зал мы вплыли дружной болтающей компанией, мужчины жались плотно, только Артем шел несколько позади, мрачен словно Байрон перед декламацией.
- Да что ж такое! – заорал нам Казимир, разбросав в стороны листы со сценарием. - Что вы все бурчите, как жужелицы? Бу-бу-бу, бу-бу-бу. И на двойном повороте я вдруг слышу, как вы дружно желаете директору конкурса подавиться. Это как понимать?! Что за безумная считалка? Нет, в чем-то я, конечно, с вами согласен. Артем Демидович категорически неправ, урезав бюджет по оформлению сцены. Слышите, Артем Демидович? Это дурно с вашей стороны! Но подавиться?! Подавиться - бесчеловечно.
- Лучше просто темную, - подсказала я.
- Да, просто темн… Саша, ты пользуешься тем, что десять штрафных баллов максимальные? Зря так думаешь, на следующем конкурсе тебе опять минус десять могут поставить.