- Я чувствую, - оставалось только краснеть.
И меня тут же с огромным удовольствием принялись зацеловывать. Что-то изменилось в его поцелуях. Он не осторожничал. Не делал еле заметных пауз, как раньше, позволяя мне самой принять решение. Все сильнее и ближе. Прижимал, поглаживал, шептал одобрительные слова. Темнеющая синева под прикрытием подрагивающих ресниц. Я заметила, когда Полунин спокоен, его глаза светлеют почти до голубого. Прозрачная сдержанность летнего неба.
Но, как только он рассержен или, как сейчас возбужден, глаза темнеют глубокими омутами. Только крохотные искры в глубине дают надежду не утонуть в бесконечности.
- Тема, не тащи меня в кровать, а? Давай я сначала тестом проверюсь.
- Я исключительно для надежности. Чтобы уж наверняка. Чего тест зря переводить.
- Дурак.
- С тобой еще какой.
До кровати мы не дошли. У самой двери в санузлы он отпустил меня, посмеиваясь, ничуть не стесняясь своего видимого физического напряжения. Сунул в руки коробочку и, забавляясь, легко шлепнул по попе, отправляя в ванную комнату.
- Я передумала, потом, - затормозила я, вспомнив как в большие зеркала могут смотреть кто ни попадя, - лучше у себя проверю.
- Как хочешь, - пожал плечами Полунин, - но не полагайся сейчас на результаты.
- Тема, а почему ты такой спокойный?
Он поднял бровь. Какой же он красивый, мой Полунин. Легкая небритость, подбородок с аккуратной ямочкой, иронично изогнутая линия упрямых губ. Белая футболка не всем идет, как и трикотажные спортивные штаны. А он домашнюю одежду превращал в какой-то праздник совращения. Хоть ленточкой обвязывай.
Я откашлялась, пытаясь взять себя в руки. И попробовала сформулировать причины своего беспокойства.
- Ну, ты не бесишься, не требуешь, чтобы я объяснилась. Не сомневаешься в своем отцовстве, хотя мы знакомы всего ничего.
- Ты хочешь, чтобы я поскандалил?
- Избави бог, - я испугалась. Замешкалась, глядя как он подходит ко мне, словно надвигающаяся судьба, - но мне не хватает эмоций, кажется, что только я переживаю. Давай поспорим, что ли.
Я нервничала, покусывая нижнюю губу. Все шло как-то не так, не правильно. Сама в страшном раздрае, я пыталась растормошить, заставить переживать его, но добивалась только снисходительных усмешек. Как с маленькой, честное слово.
- Поспорить? Саша, поверь, это заблуждение, что в спорах рождается истина. В спорах умирают отношения.
Он притянул меня к себе, ему явно нравилось сграбастывать меня, обхватывая руками, оборачивая в себя как в кокон.
Во входную дверь постучали.
- Да, - громко сказал Артем, не оборачиваясь, не желая выпуская меня из рук. – Дверь открыта!
Кто-то зашел, мы из спальни не видели кто, мешала стенка, отделяющая небольшой холл от комнаты. Слышно было как заскрипело что-то плохо смазанное.
И в спальню шагнула эффектная брюнетка в темно-бордовом обтягивающем словно вторая кожа платье. За ней охранник вкатил чемодан высотой выше талии.
- Не поняла, - сказала девушка, - Полунин, если ты занят, зачем меня вызывал?
Некоторое время Артем молчал, с интересом ее рассматривая. Пауза была неприятной. Девушка недовольно постукивала носиком туфельки, к моему удивлению, не устраивала истерик и не задавала больше вопросов. То ли она хорошо знала директора, то ли мужчин в целом, потому что терпеливо ждала ответа.
Охранник сообразительно выскочил за дверь, прикрыв ее так осторожно, словно она могла взорваться у него в руках.
Взвесив ситуацию, Артем сообщил мне, глядя в глаза:
- Это Маргарита, бывший руководитель отдела моей старой компании. Одно время мы были любовниками. Давно и несерьезно. Понятия не имею, почему она сюда приехала.
- Вот (…), - грязно выругалась брюнетка и пнула чемодан, жалобно проехавший сантиметров двадцать от удара, не больше. Был он ощутимо тяжел, и, чтобы его серьезно сдвинуть, необходимы были усилия побольше, чем толчок женской ножки. – Темочка, ты меня знаешь, я много для тебя сделала и готова сделать еще больше. Утром в Контакт пришло письмо с фэйкого эккаунта, что ты хочешь пообщаться конфиденциально, деньги на обновки высылаешь, машина от тебя «придет через час».
- Разве это похоже на мой стиль?
Он говорил размеренно, но рука на моей талии была напряжена, а попытки отстраниться жестко пресекались.
- Ой, Темочка, да какой стиль. Все вы одинаково пишете, когда по ласке соскучились, - она поправила бюст, который походил на два опасных, хотя и зачехленных орудия впечатляющего калибра. И неожиданно обратилась ко мне. – Вы меня поймете, девушка, ради этого мужчины можно собраться за час. Так спешила, чуть все ногти не обломала. Нас с ним много связывает. Включая ребенка.
Полунин посерел лицом, и у меня получилось выскользнуть из его рук, отступив на полшага. Продолжать обниматься на глазах бывшей любовницы мне не хотелось от слова «совсем». Значит, ребенок.
- Марго, ты не боишься, что я тебе могу жизнь испортить?
Куда исчезла его обычная мягкость речи, слова вбивались как гвозди. Но красотка не испугалась:
- Брось, Темочка, я кормящая мать, у тебя совести не хватит. Побурчишь немного, в работу уйдешь, да и простишь.