Белоснежка и семь апостолов

— Напрасно называете вы бредом, — возмущенно пискнул Пахом, — тот план, что принести мне мог победу. Я, кукла-кукловод, единственный на свете, хотел сюрприз устроить всей планете: вы утром просыпаетесь — и вот всем миром правит новый кукловод! Все стали бы шуметь и веселиться, и стерли бы на радостях границы, и разнесли б по камушкам столицы, и богу новому бы начали молиться, и перестали бы как саранча плодиться! «Конец всему!» — кричали бы передовицы! А всякие ответственные лица сочли бы нужным поскорее застрелиться… Эй, вы все слушаете эти небылицы? Приелась рифма, надо бы остановиться… — Голова куклы поникла, точно у Пахома кончился завод.

— Вот-вот, передохни, — хладнокровно посоветовал Кузнецов.

Я стоял столбом, загипнотизированный происходящим кошмаром.

— На самом деле все просто, Артем. Твой друг не был альтруистом и вовсе не хотел всеобщего магического братства, он — жертва насильственной инициации, как и я. И все, что он делал, было ради одной-единственной цели: сделать как можно больше людей такими же несчастными, как и он сам.

— Кто его инициировал?

— Маг-диктатор. Его мать. Вот откуда он знал «цветовуху» чемпиона. Удивительное дело, при таких фантастических способностях она не распространила свое влияние за пределы городка. Словом, в отличие от нашего рифмача, она мыслила непростительно узко. Про таких, как Марта Густавовна, сложено немало сказок. Местечковая ведьма, злая мачеха, зацикленная на мужчинах. «Я ль на свете всех милее?» Околдованные — в прямом смысле — соседи и знакомые спали и видели, как бы сделать ей что-нибудь приятное. Муж-подкаблучник старался как мог, но едва ее запросы повысились, она избавилась от него и подыскала новую жертву. Юный Отто не избежал диктата: он искренне обожал ее и удовлетворял все желания, не подозревая, что его дергают за ниточки. Он был своего рода куклой, так ведь, Пахом?

Голова куклы мелко затряслась, послышалось злое хихиканье.

— О нет, безвольней куклы во сто крат. И даже рабству своему был рад. Он был ничтожеством, и потому во мне нет даже жалости к нему.

Дождавшись окончания строфы, Кузнецов продолжил:

— Ход истории повернула юношеская любовь. Кукольных дел мастерица по имени Настя чудесным образом открыла ему глаза на свободу. Он захотел вырваться из-под нездоровой опеки матери, но! — Кузнецов прищелкнул языком. — Она его раскусила. К чести нашего рифмача, он боролся до последнего, ему пришлось нелегко. Но мать все-таки отыграла его у соперницы. Она обратила сына. Парень оказался ясновидящим. Дар проснулся почти сразу, контролировать его он не мог. Окружающие люди враз превратились в пылающих разноцветными огнями демонов, которых было видно даже сквозь стены. От этого не было спасения. Его психика пошатнулась. После того как он увидел в новом свете свою девушку, то понял, что все кончено. Трепет и обожание — все исчезло, когда он увидел ее голой, всю в ядовито-зеленой дымке, с дергающимся сердцем и клубком кишок. Тошнота и ужас. Он погибал. Мать была довольна, когда узнала, что Настя сошла с дистанции. Вот тут-то он и раскололся надвое. Пахом (так называла его Настя) отчаянно искал убежища и нашел его в теле тряпочной куклы. Куклу нельзя обратить, кукла не видит любимую девушку в облике монстра, кукла неподвластна воле злой ведьмы. И куклу никто не заподозрит в убийстве…

Пахом очнулся и протестующее замахал ручонками:

— Я сделать этого никак не мог, я только с полу подобрал чулок…

— Ну да, — заметил ему Кузнецов, — разумеется, остальное довершил телекинез. Потому следствие и не нашло следов…

— Что это значит? — потребовал я.

— Это значит, что, виртуально разделив свою личность, он частично освободился из-под власти матери и совершил единственно возможный для самосохранения поступок — убил ее. Тут его и настигло полное помешательство. Он ослепил себя в попытке избавиться от дара ясновидения… Не помогло.

— Господи, — застонал я, — так вся эта история с автокатастрофой, в которой он…

— Это была версия Отто, не Пахома. Ведь у него была самая настоящая потеря памяти, и он просто со временем заместил сообразной фантазией этот пробел в своей жизни. Безмолвный же Пахом все прекрасно помнил. Он был зол. На самого себя и на весь мир. Месть не сделала жизнь свободнее, легче и радостнее. Ему казалось, что весь мир против него. Все счастливы, назло ему резвятся и наслаждаются жизнью, а он никем не любим, одинок и потерян. Это было несправедливо. И он стал искать способ уравнять позиции.

— Чужими руками, — пробормотал я.

— Да. Он довольно скоро выявил принцип иерархии талантов и их распределение в людской массе. И пришел к неутешительному выводу: его дара для обращения недостаточно. У него получилось только однажды — с тобой. И то исключительно благодаря знанию человеческой натуры.

Поговорка про детей гениев, на которых природа отдыхает, в его случае оказалась верна. Тогда он стал искать обратителя, который бы работал с более многочисленной аудиторией.

— И нашел Венди…