Белоснежка и семь клонов

– Понимаешь, в той ситуации решения принимал он, а я как послушная ученица должна была кивать головой и соглашаться. Перечить и доказывать что-то свое смысла не имело. Юрген пускал в этом случае безотказный аргумент – он выписывал мне чек на приличную сумму денег и говорил: «Сходи, дорогая, развейся, купи себе что-нибудь. В твоем положении полезны только положительные эмоции…» К сроку, когда были назначены роды, он был в Бразилии и сопровождал меня в больницу. Юрген был воплощением заботы и внимания. Глядя на него, я отгоняла от себя мысли о сомнительных играх со мной. «Если я для него всего лишь проходной эпизод в жизни, то для чего он уговорил меня оставить ребенка? Это ведь накладывает на него определенные обязательства в материальном плане… Значит, у него серьезные планы на мой счет», – успокаивала я себя. Последовавшие за этим события я вспоминаю теперь с содроганием – воспользовавшись моим послеродовым состоянием, он подсунул мне какую-то бумагу, которую я, не глядя, подписала. Я увидела мою малышку всего два раза и он… – видно было, что Лучане нелегко даются эти воспоминания, голос ее задрожал, но она продолжила: – Юрген увез ее с собой. Я никогда не думала, что малышка так тронет мое сердце…

– Это называется «пробуждением материнского инстинкта», – вставила Алина.

– По всей видимости, именно так и произошло. Придя в себя, я начала метаться, мне не хватало моей девочки, как будто от меня оторвали часть тела. Родственники Юргена, проживающие в нашем городе, демонстративно меня игнорировали, конечно, с его благословения. У меня не было никаких координат или хотя бы телефона Юргена в Германии. С помощью друзей я через интернет нашла, в конце концов, адреса и телефоны всех немецких Хольцев. Мне пришлось обзвонить несколько десятков Юргенов Хольцев по всей Германии, пока не наткнулась на того самого. Он был крайне удивлен моим звонком, но деваться некуда – ему пришлось объясняться. Для начала он предложил мне пятнадцать тысяч долларов, если я прекращу попытки вмешиваться в его личную жизнь и предъявлять претензии на девочку. Я чуть не захлебнулась от возмущения, забрасывая его обвинениями в краже ребенка… Он счел этот взрыв негодования попыткой набить цену и сразу же удвоил сумму. Тогда я поняла, что придется решать вопрос по-хорошему, в противном случае ему просто дешевле окажется нанять киллера, который бы пристрелил меня и решил таким образом все проблемы.

– Неужели ты думаешь, что он мог на это пойти? – такой поворот не совсем укладывался в Алинину схему.

– Когда я уже приехала в Германию в семью Хольцев, то поняла: эти люди, с виду интеллигентные и добропорядочные, в душе – корыстные, чванливые и бессердечные. Ты думаешь, почему у них в доме работают только иностранцы?

– Потому что они более сговорчивы в оплате труда, то есть им платить можно меньше…

– И это, конечно, тоже. Но больше всего, мне кажется, им греет душу сознание того, что они сами себе и окружающим подтверждают, что «неполноценные» иностранцы, люди «второго сорта» способны исключительно на работу в качестве обслуги.

– Ты говоришь серьезно? Это же… нацистская теория, которую похоронили шестьдесят лет назад.

– Тем не менее, находятся такие, кто в душе до сих пор считают себя представителями высшей расы.

– А как же тогда… Инес? В ней же течет и бразильская кровь…

– Дело в том, что Магдалена не знала об этом раньше, так же, как и о том, что ее муж – настоящий отец ребенка. В их планы входило усыновить ребенка, причем ей было важно – с немецкой кровью. Поскольку в Германии сделать это очень сложно, то они нашли простой выход – в Латинской Америке со времен Второй мировой войны живет много немецких поселенцев. И они подумали, что там найти «породистого» ребенка для усыновления будет проще. Но Юрген оказался хитрее. Он решил не просто взять чужого ребенка, а «сделать» своего. Вот так я и оказалась элементом его великих планов, в которых мне отводилась роль инкубатора.

– Неужели, Магдалена не догадывалась?

– Поначалу, думаю, – нет. Когда я неожиданно позвонила Юргену и потребовала ребенка обратно, он понял, что меня уже ничто не остановит, и предложил быть рядом с девочкой в качестве няни. Естественно, для Магдалены и всех окружающих это должно было выглядеть совершенно безобидно – я приезжаю в дом по программе «опэр» для совершенствования немецкого языка, что абсолютно нормально – я ведь студентка и изучаю лингвистику. После того, как я уже прибыла к ним в дом, как ни старалась скрыть свои чувства к Инес, мне очень сложно было это сделать. Тем более что полное равнодушие к малышке со стороны Магдалены, и даже я бы сказала – раздражение, сильно контрастировали с моим отношением. И с отношением Юргена. Как отец он оказался удивительно заботливым и любящим. Он обожает девочку. И это для Магдалены тоже стало своеобразным раздражителем, а затем – и предметом ревностной подозрительности.

– Ничего удивительного, что после твоего бегства с Инес у Юргена был сердечный приступ…