Белоснежка

Потом я снял рубашку и позвонил Полу, ибо мы намеревались вломиться в его квартиру, а если бы он там был, мы бы не могли туда вломиться. Если бы он был там, нас бы непременно опознали, он бы понял, кто мы и что мы тащим его пишущую машинку на улицу, чтобы продать. Он понял бы про нас все: чем мы зарабатываем на жизнь, какие девушки нам нравятся, где мы храним чаны. Пол не снял трубку, поэтому не стоило и спрашивать, дома ли Энн – это имя мы придумали заранее, намереваясь спросить. Пол сидел в ванне под падучими струями воды. Писал палинодию. «Наверное, нехорошо, – размышлял он, – если среди поэтических форм появляются любимчики. Но меня всегда манили отрицание и отречение, убирание и вбирание. О как хотелось бы мне взять все назад, чтобы весь написанный мир… – струи воды продолжали падать. – Я бы убрал зеленый океан вместе с коричневыми рыбами, но в первую очередь я убрал бы – вобрал бы – длинные черные волосы, свисающие из окна, их я видел сегодня по дороге из Бюро безработицы сюда. Они меня безумно нервировали, эти волосы. Нет, не спорю, они были прекрасны. Длинные черные волосы такой богатой текстуры и утонченной тонкости не враз и найдешь. Волосы черные как смоль! И все же они меня безумно нервировали. А ну как появится некий ни в чем не повинный прохожий, и он увидит их и посчитает своим долгом вскарабкаться наверх и установить причину их вывешенности из окна? Вполне возможно, что там, наверху, к ним прикреплена некая девушка, а с ней и заботы разнообразного свойства… зубы… фортепьянные уроки… Вот звонит телефон. Кто это? Кому или чему я потребовался? Не стану отвечать. Так я в безопасности, хотя бы пока».

По нашим улицам течет река девушек и женщин. Их так много, что машины вынуждены передвигаться по тротуарам. По самой улице, по той ее части, что в иных городах отдана грузовикам и велосипедам, идут женщины. А еще они стоят в окнах, медленно расстегивая блузки, чтобы мы не расстраивались, и тем самым восхищают меня. Мы голосовали снова и снова, я думаю, им это нравится – нравится, что мы так много голосуем. Мы проголосовали за то, чтобы опробовать реку соседнего города. Там тоже есть девичья река, и они ею почти не пользуются. Мы скользнули в фелюгу, где лежали длинные, перетянутые ремнями брезентовые тюки с нашим багажом. Прибавка веса вызвала у девушек глухой стон. Затем Хьюберт оттолкнулся от берега, и Билл мерно застучал, задавая ритм гребцам. «Интересно, – подумали мы, – хорошо ли Белоснежке в одиночестве?» Но если и нет, мы ничего не могли с этим поделать. Мужчины стараются ублажать своих любимых, когда они, мужчины то есть, не заняты манифестами в конторе, не пьют за здоровье, не покрывают клинок нового кинжала золотой насечкой. В деревне мы обошли кругом колодец, куда девушки макали свои штаны. «Молнии» ржавели. «Ха-ха, – говорили девушки, – колодец снести – раз плюнуть». И очень трудно оспорить это упование, общее упование деревенских девушек, что мальчишка, который дрожит неподалеку, прижавшись к стене, к ее камням, станет со временем Папой. Он даже не голоден; его семья даже не бедна.

Что себе думает Белоснежка? Этого никто не знает. Сегодня она пришла на кухню и попросила стакан воды. Генри дал ей стакан воды.

– Разве ты не хочешь спросить меня, для чего мне этот стакан воды? – спросила она.

– Я предполагаю, – сказал Генри, – ты хочешь пить.

– Нет, Генри, – сказала Белоснежка, – я не мучаюсь жаждой. Ты невнимателен, Генри. Ты не следишь за мячом.

– Для чего тебе этот стакан воды, Белоснежка? – спросил Генри.

– Пусть расцветают сто цветов, – сказала Белоснежка. И покинула кухню, унося стакан воды.

Вошел Кевин.

– Белоснежка улыбнулась мне в коридоре, – сказал Кевин.

– Заткнись, Кевин. Заткнись и скажи мне, что это значит: пусть расцветают сто цветов!

– Я не знаю, что это значит, Генри, – сказал Кевин. – Что-то китайское наверняка.

Что себе думает Белоснежка? Этого никто не знает. Теперь она стала носить тяжелые синие широкие бесформенные стеганые штаны народных добровольцев – вместо прежних потрясных, тугих в обтяжку брючек модели «как приручили Дикий Запад», вызывавших у нас неумеренное восхищение. Несомненное оскорбление, так бы я сказал. Да и вообще все эти дела нас вконец достали, и этот ее вид, мол, вот сейчас возьму и что-то эдакое сделаю, и дюжина с лишним красных флагов и горнов, которые она прибила гвоздями к обеденному столу. Все эти дела нас вконец достали, и невозмутимость наша не бесконечна, а когда еще находишь в детском питании все эти крошечные стишки председателя Мао, это тоже, доложу я вам, не в плюс.

Психология Белоснежки:

В ОБЛАСТИ СТРАХА ЕЕ СТРАШАТ

ЗЕРКАЛА

ЯБЛОКИ

ОТРАВЛЕННЫЕ ГРЕБЕНКИ

В довесок к мытью строений мы делаем детское питание. Китайское детское питание: