Белосток — Москва

Все теснее становились контакты нашего польского издания с переводчиками в Польше. Мы в Москве переводили теперь почти исключительно публицистику и литературную критику, а художественные произведения, составлявшие примерно процентов семьдесят журнального текста, посылали квалифицированным переводчикам в Варшаву. Первыми начали с нами сотрудничать Вера и Збигнев Беньковские, Хенрика Бронятовская, Александр Минковский. Потом к ним присоединилось более молодое поколение — Магда Володько, Данута Вавилова и многие другие. Все они время от времени приезжали в Москву за гонорарами, которые выплачивались исключительно в рублях. У нас тоже появились перспективы поездок в Польшу, поскольку Арцимович без устали толковал руководству, что редакторский состав нашего издания должен обязательно совершенствовать там свой польский язык. Такие командировки начались, к сожалению, только во второй половине 1960-х годов и вскоре прекратились, так как в 1968 году внезапно скончался Ажаев, а сменивший его Савва Дангулов, писатель и бывший дипломат, начал отправлять в заграничные командировки вместо сотрудников редакции своих друзей по Союзу писателей (я забыла отметить, что наш журнал был органом Союза писателей СССР, который оплачивал подобные мероприятия). Лично мне удалось воспользоваться такой командировкой только один раз, в 1967 году, когда я поехала на месячную практику в крупнейшее варшавское издательство «ПИВ». Меня там встретили очень хорошо, привлекли к работе, а кроме того, организовали замечательную экскурсию на Балтийское побережье — в Гданьск, Гдыню и Сопот (дело было летом). Я бывала потом в Польше многократно, ведь у меня там жили родственники — тетя Анеля Макаревич, двоюродная сестра Анна, ее муж и два сына. Но самые яркие воспоминания у меня остались от двух первых поездок — быть может, именно потому, что они были первыми, — от этой командировки и от турпоездки в 1963 году, о которой я уже упоминала.

Тогда я была в Польше с группой Союза писателей. Мы провели больше недели в Варшаве, потом поехали в Краков. Всех нас потрясло посещение музеев в Освенциме и Бжезинке. Но об этом уже столько написано, что не стану повторяться. Зато хочу рассказать о еще одном глубоком переживании, испытанном мною в моем родном Белостоке. Дело было так: муж моей ифлийской подруги Эды Владислав Михальский (кстати сказать, дипломат, многолетний сотрудник польского МИДа, которого в 1968 году отозвали на два года раньше срока с должности генерального консула ПНР в Стамбуле из-за еврейской жены — в тот год генеральный секретарь компартии Польши Владислав Гомулка объявил войну спасшимся от гитлеровского геноцида польским евреям, — и на этом дипломатическая карьера Владека закончилась) сказал мне: «Поговори с руководителем вашей группы, если он разрешит тебе отлучиться на один день, я повезу тебя на машине в Белосток». Руководитель немного поколебался, но, так как вся группа за меня заступилась, разрешил. Владек приехал за мной рано утром, и часа через три мы очутились в Белостоке. Даже не пытаясь сдерживать слезы, я ходила по улицам, которых не видела двадцать два года, и практически все узнавала и вспоминала, пока мы не добрались до территории бывшего гетто. Там, как мне объяснили прохожие, при немцах все было разрушено, а после войны отстроено заново. Причем изменились не только названия улиц, но и их расположение. Кроме мемориальной доски на одной из стен, гласившей, что на этом месте когда-то стоял дом, в котором проживал создатель языка эсперанто Людвик Заменгоф, ничто здесь не напоминало прежней, так хорошо мне знакомой жизни. Сердце у меня буквально разрывалось от горя и боли, и Владек, чтобы увести меня оттуда, предложил пойти посмотреть, не сохранился ли, часом, дом, в котором я жила до войны. В середине 1930-х годов мы сменили квартиру, переехали в дом 3 / 3 по Золотой улице. Это был двухквартирный особнячок, в котором мои родители занимали первый этаж, а на втором жили хозяева, Хазаны, владельцы многоэтажного доходного дома в этом же дворе. По дороге туда, отвлекшись, я рассказала Владеку, как во время моей единственной поездки из Москвы в Белосток на каникулы зимой 1941 года один из моих ифлийских поклонников, Виктор Пилипенко, прислал мне письмо со следующим адресом:

Город Белосток,
Дальний Запад, не Восток,
Улица Золотая,
Проба семьдесят шестая,
Номер дома — три дробь три —
На углу его смотри,
А квартира номер первый,
Шлет посланье благоверный
Своей Гольдберг Эстер Я.
Отправитель — просто я.