Белосток — Москва

Если же вернуться к моему пребыванию в Варшаве, то хочу сказать, что меня там поразило явление, которое могло бы стать, на мой взгляд, предметом изучения для психологов и социологов. А именно — антисемитизм без евреев. Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, это нечто совершенно новое в истории не только Польши, но и мира вообще. Да, антисемитизм в большей или меньшей степени существовал с незапамятных времен во всех странах еврейской диаспоры. Но в этих странах проживали евреи, составлявшие какой-то реальный процент от общего числа населения. Что же касаемся Польши, то три с лишним миллиона евреев, живших там до войны, почти полностью уничтожил Гитлер, а из тех нескольких десятков тысяч, которые так или иначе спаслись, подавляющее большинство выжил из страны в 1968 году тогдашний генеральный секретарь польской компартии Гомулка. Отправляясь в Варшаву в 1993 году, я знала из газет, что во всей Польше существует девять еврейских общин, насчитывающих в общей сложности две тысячи человек, а это по отношению к численности всего населения (около сорока миллионов) составляет сотые доли процента. Итак, я приезжаю в страну, где евреев можно показывать местным туристам как этнические раритеты, и что вижу? В подземном переходе на перекрестке двух главных улиц Варшавы, Маршалковской и Иерусалимских аллей, во всю стену красуется яркая надпись Juden raus! что значит по-немецки: «Евреи, убирайтесь вон!» А у входа в Варшавский университет на стене крупными буквами написано, на этот раз по-польски (слово в слово повторить не могу, но содержание помню), что место евреев в двух метрах под землей, то есть на кладбище. Я была этим потрясена и совершенно убита, и с тех пор у меня нет никакого желания посещать страну моего детства.

И еще одна деталь на эту же тему: на торжества по случаю пятидесятилетия восстания в гетто буквально на два дня, проездом с какой-то конференции в Будапеште, приехала в Варшаву моя внучка Маша, у которой, как я уже писала, сугубо семитская внешность. Так вот Маша рассказала мне, что за эту пару дней в Варшаве она слышала больше антисемитских высказываний в свой адрес, чем за целый год в Москве, где такое, увы, тоже случается нередко, но где все-таки, в отличие от Варшавы, проживает несколько сотен тысяч евреев.

После этих, мягко выражаясь, отрицательных варшавских впечатлений пребывание в США было для меня необычайно приятным. Бостон, вернее прилегающий к нему восьмидесятитысячный городок Ньютон, где живет мое семейство, представляет собою как бы американский мини-Израиль. Евреи составляют там большинство жителей, там есть еврейские клубы, рестораны, продовольственные магазины с кошерными продуктами и вывесками на двух языках — английском и иврите, работают курсы иврита и идиш, еврейские школы, я уже не говорю о синагогах. Когда идешь по улице в пятницу вечером, видишь во многих окнах семисвечники с зажженными свечами. Я знаю, что и в США хватает национальных проблем, неизбежных, пожалуй, в наше время в таком расовом, этническом и религиозном конгломерате, но там как федеральные, так и местные власти решительно с этим борются. Чего, к сожалению, нельзя сказать о моей родной российской власти. В России, как и раньше в СССР, уже давно нет государственного, то есть идущего сверху, антисемитизма. Но превратно понимаемая нашим руководством демократия ведет к тому, что каждый волен безнаказанно вести расистскую, фашистскую или антисемитскую пропаганду. Выходят десятки газет такого толка, а властные органы делают вид, что ничего предосудительного не происходит.