Belov.indd

Во время пребывания в «Лестехе» жизнь по-настоящему открыла мне глаза на межличностные взаимоотношения. Ничего, кроме желания и готовности усилить новую команду, принести ей пользу, при этом развиваясь самому, в моих намерениях по приезде в Москву не было, однако с распростертыми объятиями меня никто не принял. «Получив по ушам» в новом коллективе, я в первый раз по-настоящему замкнулся в себе. Приятелей в баскетбольной среде у меня не появилось, а за пределами баскетбола у меня было слишком мало времени. В ЦСКА, став одним из лидеров, я тоже не приобрел ни с кем товарищеских отношений.

Мои молчание и отстраненность были выражением протеста против несправедливости, непорядочности, с которыми я сталкивался. Думаю, это была достаточно безобидная форма протеста, изобилием которых советские спортсмены похвастаться не могли. Собственно, и пьянки игроков, помимо функции снятия чудовищных стрессов, возникали в основном как протест, демонстрация несогласия с линией «партии и правительства». Как выстраивать отношения с окружающими — личное дело каждого, и я тоже оставляю за собой такое право. Все, что могу еще раз сказать, штамп о моем высокомерии и презрении по отношению к окружающим — глупость.

Наука побеждать

Впрочем, на каком-то этапе меня перестало волновать мнение окружающих о моей персоне. Поэтому неудачное «вхождение» в коллектив армейской команды меня нисколько не разочаровало. После «Лестеха», после «Уралмаша» и особенно после сборной Гомельского эти «проблемы» показались мне семечками. Я знал, что пришел в ЦСКА не дружить, тем более с кем-то против кого-то, а становиться суперигроком, добиваться супер результатов.

В ЦСКА я быстро понял, что это сверхпрофессиональная команда, в которой личные взаимоотношения между игроками не имеют значения. Мы никогда не дружили семьями, сама команда не была «семьей», но это не мешало нам быть монолитом на игровой площадке. Команда была заряжена на наивысшие результаты, в ЦСКА приходили, чтобы становиться лучшими. Если ты не был готов быть лучшим и ежедневно на тренировках и в играх доказывать эту готовность, команда тебя отторгала. Ни комсомольские собрания, ни общие пьянки и приключения, ни наличие обстановки «команды-семьи», как это бывало в некоторых других клубах, эту проблему в ЦСКА не решали. В отличие от всех прочих команд, в ЦСКА всегда была доминанта цели и результата.

Обстановки «семьи» в команде и вправду не было, в любви мы друг другу не признавались, наоборот, случались и трения. Но все это немедленно забывалось на площадке. Мы тренировались и играли по- мужски, работали всерьез, без показухи. Сам факт твоего поступления в ЦСКА как бы по определению значил, что ты сформировавшийся суперпрофессионал, знающий, в чем твоя цель, без лишних эмоций и воздыханий решительно идущий к победе, к самым высоким результатам. Мы были запрограммированы на победу. Обстановка в команде была чемпионская.

Кстати, несмотря на существовавшую дистанцию, наличие возрастной субординации и уважения, дедовщины в команде не было.

В ЦСКА и сборную страны попадали только сильные духом, амбициозные люди. Личные амбиции, которые следовало доказывать в игре, были и у меня самого. Считаю, что моей сильной стороной было то, что я все делал молча и не выяснял отношение ко мне товарищей по команде, а тем более соперников. В то же время, отвечая на традиционные упреки в индивидуализме, могу сказать совершенно честно — успехи команды всегда были для меня на первом месте. Если для победы команды оказывались достаточными 2 моих очка, я готов был забить 2, если нужно было 50, я расшибся бы в лепешку, чтобы забить 50.

Личная статистика в баскетболе для меня вообще понятие неоднозначное. Меня выводит из себя манера современных игроков немедленно по окончании очередной четверти требовать свежий протокол, чтобы углубиться в изучение собственных игровых показателей. Пока идет игра, основные цифры для любого игрока на табло, а не в протоколе напротив твоей фамилии.

Не все выдерживали такую жизненную философию. Например, прекрасный игрок Александр Сальников, блиставший в Краснодаре и в Украине, перейдя в ЦСКА в сезоне 1974/75 года, не выдержал этого конвейера и вернулся домой, где снова стал играть на высоком уровне.

Позднее у меня установились хорошие отношения с молодыми армейцами, приходившими в команду, — Лопатовым, Мелешкиным, Гусевым, — да и то потому, что у нас были общие содержательные интересы: мы вместе дополнительно тренировались, качались, бросали, шлифовали свое мастерство. Многим «ветеранам» команды это было уже не нужно.

Когда в конце 70-х в ЦСКА пришло новое поколение молодых игроков — Еремин, Мышкин и другие, — особо тесного общения с ними уже не было. Наверное, сказывалась разница в возрасте, а впрочем, после ухода из баскетбола Модестаса Паулаускаса я вообще «закрыл тему» приятельских отношений с кем-либо.

Судьба человека