Belov.indd

У меня не было в эти решающие пять минут озлобления в отношении Гомельского, не было ревности в отношении находящихся на площадке партнеров по команде, которым на этом чемпионате доверяли больше. Меня мгновенно захватила игра. Та игра, которой я посвятил всю жизнь, в которой оставался суперпрофессионалом (хотя кто-то в этом уже засомневался). Нужно было забыть обо всем и просто по-мужски, на зубах вытащить этот матч.

Что я почти и сделал. За 39 секунд до сирены об окончании овер-тайма соперники вели 5 очков — 82:77. За эти 39 секунд я дважды бросил по кольцу соперника и дважды попал, сократив разрыв до минимума. У югославов началась паника. Я видел в их глазах, что они сломлены. Их хваленые звезды — Чосич, Далипагич, Делибашич и другие — были по-настоящему перепуганы, что сейчас они потеряют все. Они боялись меня и не понимали, что происходит. Еще полминуты — и они «наши».

К сожалению, нам не хватило времени. В третий раз бросить я не успел.

Югославы выиграли дополнительную пятиминутку 9:8 и матч в целом 82:81. Все восемь очков советской сборной в овертайме набрал я. С 14 очками, набранными за 13 минут, проведенные на площадке, я оказался в числе наиболее результативных игроков нашей сборной. Только вот утешением это было слабым.

С боевым настроем...

Все 39 аккредитованных на чемпионате югославских журналистов единодушно написали о том, что их страна навеки обязана Александру Яковлевичу Гомельскому и должна установить ему памятник за то, что он не выпускал Белова на площадку на протяжении большей части игры.

Советская пресса цитировала комментарии Гомельского. «Наша команда — вторая в мире, а могла быть и первой. Я удовлетворен мужеством ребят, с каким они провели решающие матчи. В сборной сложилась дружеская обстановка. Это позволило играть с боевым настроем, с полной отдачей физических и моральных сил. Порадовали молодые Ткаченко и Белостенный, нападающие Лопатов и Мышкин, доволен я и Ереминым... У них есть перспективы. Они могут составить костяк сборной и в будущем. И надо продолжать готовиться к этому, олимпийскому, будущему. А главное у них есть: наш советский спортивный характер».

Через четыре года новое поколение советских игроков, уже без

С.      Белова, под руководством Александра Гомельского все-таки сумеет победить на чемпионате мира в Колумбии, обыграв по ходу турнира и югославов, и американцев, и добудет свой третий (и пока последний) чемпионский титул.

Что касается моего игрового будущего, то оно по возвращении с Филиппин по-прежнему было туманным, несмотря на прекрасные физические и игровые кондиции. Я не верил Гомельскому, не верил, что он сохранит меня в команде до московской Олимпиады, не верил, что, даже если я попаду в 12, он будет давать мне игровое время. Вся эта возня начинала мне надоедать. Все чаще — уже без истерик и депрессий — я стал приходить к осознанному решению: пора уходить.

Глава 20 ОГОНЬ ОЛИМПИАДЫ

Соблазн Москвы слишком силен

И все-таки я принял иное решение. По возвращении из Манилы вместо того, чтобы объявить о своем уходе, я совершил невероятный поступок. Я понимал, что бороться с Гомельским или рассчитывать на перемену его отношения ко мне бесполезно, и для прояснения ситуации записался на прием к председателю Спорткомитета (фактически министру спорта) С. П. Павлову.

Сделать это, т. е. фактически продолжить бороться за место под баскетбольным солнцем, меня стимулировали два обстоятельства. Во-первых, концовка финального матча чемпионата мира убедила меня в том, что по игровым кондициям я не только не отстаю от более молодых игроков, на которых теперь делалась ставка главным тренером, но и превосхожу их. В такой ситуации «отцепление» меня от стартового состава и от сборной являлось не объективной реакцией на реальную ситуацию, а обыкновенным произволом тренера, к тому же идущим во вред интересам команды.

Чтобы гарантировать эти игровые кондиции в моем возрасте, я преодолел слишком трудный период перестройки своего организма, своего жизненного распорядка, и хоронить все эти усилия исключительно в угоду субъективизму одного человека, пусть даже и выдающегося, мне не хотелось. Уникальный игровой и жизненный опыт, которым я обладал, был способен принести очевидную пользу команде. В конце концов, ни у кого из кандидатов в олимпийскую сборную за плечами не было 306 очков в 25 играх трех олимпийских турниров.