Беловодье

Роман прежде всего оглядел гостиную. Приметил три рамочки на стене, прикрытые синими шторками, подошел, бесцеремонно тронул ткань. Под занавесками были акварели. На двух — портреты мальчиков в матросских костюмчиках. Оба необыкновенно схожи. У одного рыжий вихор на макушке, у другого — темный. Роман прочел подписи. «Кирилл Гамаюнов» — под одним и «Севастьян Гамаюнов» — под другим.

Неужели этот смахивающий на амурчика малыш — дед Севастьян? Роман пытался отыскать сходство если не с дедом, то хотя бы с собой или, вернее, с теми детскими фотографиями, что хранились в семейном альбоме. Пожалуй, малыш Сева имел что-то общее с Ромой Воробьевым в детстве. Как удивительны пути рока. Повернись судьба всей страны иначе, и маленький Роман рос бы в этой усадьбе, а не в поселке Пустосвятово. Он бы учил французский и латынь, читал книги взахлеб из семейной библиотеки, его бы не дразнили в детстве и… у него бы не было волшебной реки. Или все-таки была бы? Кто знает, может, мы всегда выбираемся на тот берег, который нам предназначен? Вот только у немногих сил хватает доплыть.

Колдун окинул взглядом портрет Кирилла. Почему-то Роман считал, что в лице маленького Киры должно проступать что-то неприятное. Но ничего отталкивающего не обнаружил — очень милое личико.

Третья акварель — портрет девочки. Хорошенькая. Немного похожа на мать Романа. Вернее, на ее фото в детстве. До войны сделанное. До Второй мировой.

— Это старшая дочь Марьи Гавриловны. Умерла в возрасте семи лет. Порок сердца. В тот же год первый муж Марьи Гавриловны растратил огромную сумму и утопился. Ужасный был человек, — прокомментировала Галя.

Роман толкнул дверь в соседнюю комнату. В Беловодье в этой комнате томилась Надя. Здесь же был уютный кабинетик, на окнах — болотного оттенка шторы с густой бахромой и кистями. В комнате стоял полумрак, и ярко освещена была лишь картина в небольшой апсиде. Юная девушка собиралась купаться и трогала ножкой воду, проверяя, не холодная ли. Фон темный, но краски свежи, будто вчера полотно писано. Девушка была миленькая и почти как живая. Одна белая грудь с розовым соском обнажена. Картина не шедевр, конечно, но и не кич. Хорошая академическая школа рисунка и живописи. Ни глаз в пол-лица, ни фальшивых жестов. Роман подумал, что на это картину можно глядеть и два, и три часа. В одиночестве. Да, бездельно сидеть в мягком кресле и смотреть. Была у «Купальщицы» милая сентиментальность, в которой не принято признаваться на людях, но к которой многие и многие склонны. Ожерелье слегка подрагивало и ощутимо покалывало шею.

— Это Марья Гавриловна? — спросил колдун.

— Она. Хороша, правда? Она удивительной красавицей была, — зачем-то пояснила Галя, хотя и так было видно, что на полотне женщина красоты необыкновенной.

— Удивительно, что все это уцелело!

— К сожалению, далеко не все. Великолепная коллекция импрессионистов, которую Марья Гавриловна привезла из Франции, пропала в, революцию. Она покупала их по тридцать-сорок франков, так они были дешевы. Но несколько картин удалось найти и вернуть. Мы их пока не выставляем. Две картины Клода Моне и две — Альфреда Сислея. Пейзажи. И все — с водой.

— Давайте найдем остальные, — предложил вдруг Роман, чувствуя, что у него комок подступает к горлу.

Пейзажи с водой…

— Вы шутите?

— У меня есть тарелка кузнецовского фарфора, нальем сейчас воду, вы руку на поверхность положите и подумаете о пропавших картинах. И мы увидим их. — Роман демонстративно вынул из кармана серебряную флягу с пустосвятовской водой.

— Ну, я не знаю. Это как-то… — Галина Сергеевна замялась.

— А почему бы и нет? Вы не верите в колдовство? Не может быть! Взгляните. — Роман расстегнул ворот рубахи, демонстрируя ожерелье. — У вас точно такое же, не правда ли? Ну, что же медлите?

Галя молчала.

Роман вернулся в прихожую, где оставил сумку. Дядя Гриша сидел на стуле и приканчивал бутылку.

— Сильно нахулиганили? — спросил и спрятал бутылку за пазуху.

Роман отрицательно покачал головой. Ему не нравилось, что Меснера до сих пор нет. Прошло не полчаса — целый час. А вдруг Эд рванул в Беловодье принести присягу на верность Сазонову? А они здесь, как дураки, теряют время. Конечно, можно воскликнуть: «Плевать на Беловодье!» — что еще кричать проигравшему? Но только с помощью города мечты Роман рассчитывал вернуть Надю. Надя, Надежда… Роман не мог ее потерять. Ладно, будем надеяться, что Меснер не предаст.

Колдун вернулся в гостиную, поставил тарелку на столик и наполнил водой.

Галя явно робела.

— Я не знаю, можно ли… И потом, вдруг это как-то повредит…

— Со мною можно все. Обратитесь мысленно к воде, — повелел господин Вернон, беря Галю за руку, — и просто подумайте о коллекции Марьи Гавриловны.

— Нет, ничего не получится! — Галя испугалась, рванула руку, но колдун держал крепко.

— Обратитесь к воде, — повторил колдун и положил ладонь Гали на водную поверхность.

* * *