Беловодье

— Прекратите! — взревел Гавриил Черный, рассердившись не на шутку. Крылья вновь простерлись. Теперь их увидели все. — Немедленно прекратите колдовать! Мы сейчас разберемся.

Но его не слушали.

— Власть Медоносу! — закричала Аглая и захлопала в ладоши. Ее дочка тоже зааплодировала.

— Медоносу! — крикнул Слаевич. И, сам сознавая, что орет не то, что хотел на самом деле крикнуть, зажал себе рот ладонью. Но все равно слышалось, как он мычит из-под руки: — Медоносу…

— Власть Медоносу! — крикнул Максимка Костерок, стер с лица липкую пену и дохнул огнем, подпалив бороду Даниле Большеруку.

— Медоносу! — поддержала вопль Тамара Успокоительница, хотя вряд ли кто-то потрудился надевать на нее обруч.

— По-моему, у нас нет выбора, — вздохнул Большерук.

— Этого не будет! — завопил Гавриил Черный.

Но его крылья уже объяло огнем. На белую скатерть, на костюмы мужчин и вечерние платья женщин летел горячий пепел.

— Не уступлю! — тонко взвизгнул Гавриил Черный.

И тут же огненный вихрь вынес его в коридор. Вспыхнули шторы. Началась паника.

— Как ты? — спросил Роман Алексея.

— Нормально.

— Будь острожен. Я попробую с ним сладить. Тина тоже подбежала.

— Помощь нужна?

— Огонь гаси! — Он не хотел, чтобы она или Стен лезли в драку. Не та весовая категория — вмиг спалят. Роман кое-что понимал уже. Но не до объяснений сейчас было.

— Не позволю! — кричала Аглая, простирая руки. — Не позволю. Я — за Медоноса!

Тут Трищак подобрался незаметно сбоку и обрушил на Сазонова поток матерной брани. Да не простой, а заклинательной. Вмиг, откуда ни возьмись, посыпалась на голову Медоноса какая-то мерзость. Падало на огненного колдуна и вокруг. На тарелки, на горящую скатерть шмякались то блевотина, дерьмо, то другие выделения живых организмов.

Следом в драку ринулись три богатыря-колдуна, все сторонники Гавриила.

Но Микола Медонос не уступил.

В следующее мгновение потолок в столовой, и до той поры отнюдь не низенький, вырос вдвое, если не втрое, карнизы из деревянных сделались каменными, трехступенчатыми, окна удлинились в стрельчатые бойницы, а сами стены раздвинулись, и вместо обоев проступил серовато-коричневый древний камень, покрытый многолетней копотью от факелов и светильников. Три чародея-помощника Гавриила оказались в железных клетках, подвешенные под потолком. Вмиг с незадачливых сторонников Гавриила слетела вся одежда. А их самих жег огонь, что плясал на резной спинке Гавриилова кресла.

После этого все кинулись колдовать кто во что горазд.

«Медонос! — мысленно восклицал Роман. — Мне нужно добраться до Медоноса! А на остальное плевать!»

Роман бросился к повелителю четырех стихий, но очутился на веранде Аглаиного дома — кто-то из собратьев колдунов удружил, на колдовские подножки члены Синклита все были мастера. Веранда сохранилась неизменной — с множеством окошечек, расцвеченных красными и синими стеклышками. Но висела она, прилепившись к каменному боку огромной башни, а та, в свою очередь, лепилась к другой, вторая — к третьей, и так каменная титаническая лестница поднималась все выше и выше, будто надеялась дотянуться до серебряного серпика убывающей луны. Это монструозное строение покоилось на островерхой каменной скале. Неведомо, как держалась махина и не падала. Ни скалы, ни тем более замка никогда прежде в Темногорске не бывало. Но, глянув вниз сквозь распахнутое оконце, Роман увидел внизу желтые огонечки Ведьминской улицы, стекающие к Уткиному полю, и в синих осенних сумерках само поле, черные кроны деревьев и светлую змейку реки, бегущую привычным руслом.

Новоявленный замок трясло. Будто он был живой и нечаянно схватил в темногорских болотах злокачественную лихорадку — это Слаевич пытался разрушить Медоносово колдовство, но силы не хватало, мутен выдался звездный час у земляного колдуна.