Бельский: Опричник

В ответ, опомнившись, крымцы пустили дождь стрел в ерник, но тут — второй выстрел, а следом за ним засвистели болты уже слева какие-то минуты, и от сотни всадников остались жалкие крохи. Но идущая за ней следующая сотня с криком: «Ур! Ур!» понеслась на ерник, вот тут и оказались весьма кстати триболы: одни кони падали, другие спотыкались о них, образовалась куча, ерники огрызнулись еще парами залпов из самострелов и опустели.

Лес насторожился, ожидая, что предпримет командир ногайской тысячи, теперь разрезанной как бы на две половины выпавшей из середины сотней. Не может же он вот так, не ответив на укус, повести ратников своих дальше, оставляя за собой неведомую угрозу; тем более, что не свойственно татаро-монголам и ногайцам признавать себя побежденными. Да и кара за трусость у них одна — смерть с переломленной спиной.

Чего ждали опричники, то и вышло: рассыпались сотни на десятки и, как саранча, — в лес. Он же вблизи дороги — пустой. Разумно бы, конечно, татарве покинуть его, воротившись на дорогу, но упрямство и злобность не сродни разуму. Все глубже и глубже десятки крымских конников втягиваются в лес, не чуя своей смерти в чащобе, и едва какая-либо из них оказывается на лесной поляне, со всех сторон обрушивается на нее ливень стрел, как железных, так и обычных. Куда от них денешься?

А то, что не звучали выстрелы из рушниц, было очень здорово: десятки гибли один за другим, а не попавшие еще в тенеты, не ведали об этом и не оказывали помощь.

Лес молча расправился с ногайской тысячей. Лишь немногие вырвались из него и догнали своих соплеменников со страшной вестью.

Темник в гневе:

— Переломите хребты трусливым зайцам!

Дело привычное. Хрясть. Хрясть. И — на обочины. Пусть скулят в назидание другим до прихода смерти.

На расправу у темника ума хватило, а вот что делать дальше, не может он решить. Сам поскакал к главе ногайской рати хану Теребердею, боясь его гнева и в то же время не имея возможности скрыть гибели тысячи.

Темникам, конечно, спины не ломают: с него иной спрос — вон из тумена. А это страшней смерти. Но на сей раз пронесло. Теребердей вместе с ним — к Дивей-мурзе. Чтобы обсудить происшествие и определить серьезные меры безопасности. Девлет-Гирею они решили не сообщать.

Богдан тоже держит совет с тысяцкими, радуясь успеху. Всего двое раненных случайными стрелами. Лучшего желать нельзя.

— Добрый ход нашли. Повторять и повторять его! Разить и разить калеными стрелами!

— Теребердей, считаешь, не примет ответных мер? Он воевода башковитый, ума ему взаймы не брать. Думаю, теперь все ерники, какие встретятся обочь дороги, поначалу стрелами прошпилят, тогда только — вперед. Еще можно полагать, лесными дорогами пустит крупные отряды. И лазутчики шнырять станут любо-дорого.

— Поступим и мы иначе: не станем загодя укрываться в ерниках, и лишь после того, как их обстреляют, выползем, — предложил Бельский.

— Можно будет, — согласился тысяцкий, — еще разок таким манером пощипать.

— Главное же, лазутчиков из леса не выпускать, пока не получим иное слово от князя Андрея Хованского. Самые ловкие десятки специально против лазутчиков настопорим. Много десятков.

Удалась и вторая засада. Меньше, правда, постреляно, всего сотни две, но тут сотня-вторая, там сотня-другая, все, как говорится, детишкам на молочишко. Поменее их останется, когда дело до главной сечи дойдет. Важнее, однако же, другое: крымцы теперь станут, как пуганые вороны, каждого куста бояться. Ведь не только опричный полк щипает в трех местах, но и весь полк Правой руки, все казаки атамана Черкашенина, которые присоединились к полкам то ли по приказу царя Ивана Васильевича, то ли по доброй воле.

Казаки, знамо дело, не только секут крымцев, но и грабят их обозы, но разве это помеха столь важному делу?

На Наре сводные заслоны из городовой рати остановили тумены Девлет-Гирея на пару дней — опричники Богдана в эти дни бездействовали. А те тысячи, что впереди, продолжали щипать. Но как только вражья рать двинулась, переправившись через Нару, Бельский сразу же приказывает обнажить мечи. Даже налет свершили опричники на тех, кто замыкал переправу.

Весьма успешно и этот налет окончился. Потери опричников — всего десятка полтора, крымцев же полегло более пары сотен. Они уже, видя черных всадников на вороных конях, сопротивлялись весьма вяло. Вроде бы нечистая сила на них нападала.

За этот налет благодарное слово пришло не только от первого воеводы опричного полка, но и от самого князя Михаила Воротынского.

Дальше тоже все шло ладом. Опричные тысячи меняли тактику, и Теребердей не успевал с надежной защитой. Опричники даже аукать стали, сперва ради озорства, потом же, познавши выгоду, зааукивали крымцев в топкие болота, и те тонули в них вместе с конями. Бесследно исчезали.