Не спешили и стражники бежать в круг. Растерянно стоял и кузнец, так и не скинувший с плеча кандалы.
«Неужто и впрямь снова оковывать? Жаль богатыря…»
Жалей или нет, но поступишь все равно по царскому слову. Если, конечно, сам не захочешь быть окованным.
Грозный тоже молча стоит в своей клетке. Долго помалкивает. Вот, наконец, выходит наружу и решительно шагает к центру поляны. Телохранители подковой за ним. Даже мечи обнажили.
— Отбросьте недотепу, — словно серчая, повелевает Иван Васильевич, когда же телохранители с трудом оттащили зверя, расцепив руки Хлопка с медвежьей шеи, Грозный заговорил совершенно иным тоном, отечески-добрым, обращаясь к застонавшему от боли молодцу: — Мой лекарь исцелит тебя, муж доблестный. И если захочешь, станешь при мне служить. От холопского заклада освобождаю.
С трудом, кряхтя от боли в груди, поднялся Хлопка. Склонил голову.
— Низко бы поклонился тебе, государь, да ребра, помятые медведем, не дают. Весьма благодарен тебе за милость твою и не погневись на мою просьбу. Челом тебе бью: отпусти меня к жене моей, извелась, должно быть, бедная, к сыновьям моим. От хлебопашества ушел в холопы деньги ради, в хлебопашество хочу вернуться. Надежней оно и спокойней.
— Из какой губернии?
— Ярославский я.
— Что же, воля вольная. Ступай с Богом. Гривна тебе от меня, — и повернувшись к дохлому медведю, ткнул ему в бок острым посохом. — Эко, зверюга непутевая.
Навстречу Грозному шагали его сын Иван и Бельский. Они подошли к поляне в самый критический момент единоборства, видели удаль-молодца; как и все, они тоже не решались нарушить раздумья царя, а вот теперь спешили с докладом, но услышав царскую щедрость, решили не оставаться в стороне.
— И от меня гривна, — посулил наследник престола.
— От меня тоже, — сказал свое слово и Богдан.
Бояре и дворяне наперебой принялись раздавать свои обещания, вовсе не намереваясь их исполнять, лишь пуская царю пыль в глаза, а Грозный вроде бы уже забыл о помилованном холопе, пошагал с сыном своим и Бельским обратно в трапезную, пригласив всех остальных:
— Продолжим пиршество.
Победитель медведя остался один аки перст. Никому до него не стало дела. А из всего обещанного только царская гривна в руке, да гривны наследника с Бельским.
«Уносить нужно отсюда ноги. Чем черт не шутит, пока Бог спит».
Его мысль словно подслушал Богдан, сразу же, как только закончилось пиршество, имел он разговор со своим ближним слугой.
— Узнай, какой дорогой покинул Слободу помилованный царем, а утром спозаранку догони. Пригласи его в мою Ярославскую усадьбу. Не боевым холопом, а ближним слугой. Провожающего выдели с повелением моим, чтоб терем ему срубили в самой усадьбе.
— А если заупрямится?
— Ни в коем разе не насильничай. Уговори.
— Ясно.
Богдан пошел в опочивальню. Что ни говори, а день был и долог, и напряжен. Утомился донельзя. А слуга ближний, передав хозяина постельничему, позвал к себе двух смышленых мужей из боевых холопов.
— Боярин велел утром догнать помилованного Хлопка, но утра ждать я не решаюсь: далеко может отъехать, если попутное что подвернется. Теперь же скачите по Ярославской дороге, увидев его, не упускайте из поля зрения. А если уже остановился на ночлег, скажите, что я хочу с ним говорить. Тогда один из вас — ко мне. И помните, не для любопытных ваша встреча. Пару изо рта не выпускайте с кем иным.
Посланцы Бельского нашли Хлопка быстро. В постоялом дворе первого же погоста, куда доехал он на попутной телеге и остановился, чтобы подлечиться мазями и снадобьями у местной знахарки. На встречу же со слугой Бельского едва-едва согласился. Долго отнекивался, но все же сдался:
— Ладно. Пусть едет. Все одно я не спешу. А разговор душевный — не оглобля по спине.
Но начался тот разговор не с душевности. С ершистости начался. Хлопко наотрез отказывался от предложения поступить на службу к Богдану.
— Иль не ясно царь наш батюшка определил? Вольная от холопства. На заклад себя в холопы не пойду больше ни за какие коврижки. Крестьянствовать стану, и все тут.
— С твоей ли силушкой за сохой ходить? Меч в богатырскую руку куда как ладнее, чем рога сохи. И не холопом предлагает тебе наш хозяин, оружничий царский, а воеводой дружины не очень великой, но молодецкой.
— Иль князь он, чтоб дружину иметь?
— Не князь, но в каждой вотчине, в каждом имении у него по полусотне боевых холопов. Вотчин же и поместий у него к дюжине подбирается. От Белого до Нижнего Новгорода. По всей, почитай, Руси. Что в наследство получил, что прикупил, служа верой и правдой царю нашему. Вот тебе над полусотней в Ярославском поместье и быть воеводой. Терем тебе рядом с хоромами боярина срубят, вези семью свою и — властвуй над ратниками. А добрей Бельского вряд ли отыщется иной какой барин.
— Наслышался я о его доброте, когда у князя Вяземского холопствовал. Не приведи Господи. Что Малюта, дядя его, таков и он — племяш его. Вот и теперь мед с твоих уст до той поры, пока уговариваешь. Когда же откажусь, не миновать мне оков или лютой смерти. Только, думаю, если станете насильничать, многим из вас тоже придется расстаться с душами.