— Волхвам не нужна охрана. Мы, хранители богов, под их сенью.
— Верю. Скажу лишь одно: меч не слишком разборчив. От меча же спасение — меч, а не щит. А я не хочу брать греха на душу. Хотя вы и некрещеные, но все одно — люди.
— Воля твоя.
Вышел Богдан во двор, вышел за ворота, пошагал, велев стремянному отвести коня в конюшню, пешком, предполагая принять какое-то приемлемое решение, пока волочит сопротивляющиеся ноги до царского дворца, но в голове лишь набатно стучало:
«Ты сам приложишь руку к смерти царя…»
Одолел все же назойливый набат, обрел малое спокойствие и способность думать, определяя лучший ход; варианты толпились, но ни один из них не подходил. Наконец, появилось, как он посчитал, более приемлемое:
«Промолчу, пережидая время. Скажу, не определились волхвы и колдуны. Разногласия у них серьезные. Просят еще два-три денька».
Будет повод для ежедневного посещения волхвов, для бесед с ними, особенно же с хранителем бога Прова. Бельского, кроме всего прочего, оказывается зацепило неизвестное для него прошлое Руси.
Грозный, выслушав оружничего, выразил явное недовольство неопределенностью доклада. Даже брови насупил сердито:
— А если в пыточную этих волхвов и колдунов? Тут же разгадают мою судьбу.
— Можно, конечно, пыточной постращать, но будет ли от этого толк? Они же не отказываются исполнить твою, государь, волю, они пока не могут найти верный ответ. Чтоб без ошибки. Мне даже понятно, отчего: ты, государь, помазанник Всевышнего. Его одного. Однако они обещают через магию проникнуть в начертанное тебе судьбой. И что для тебя, государь, стоит подождать каких-то несколько дней. Если же в пыточную их, они смогут пойти на лукавство.
— Пожалуй, верное твое слово. Подождем.
Вроде бы вполне согласился царь с доводами своего оружничего, но по тону (а Богдан изучил царя хорошо) голоса почувствовалось, что у царя возникло какое-то подозрение.
Вот так всегда: лихо в одиночку не ходит.
— Я, государь, каждый день буду поторапливать волхвов с колдунами. Если начнут слишком затягивать, пугну пыточной.
Он и в самом деле ходил в особняк близ Чудова монастыря не только для отвода глаз, но ради любопытства. Он хорошо знал родословную Бельских, во всех подробностях знал историю князей Бельских, хотя сам был не из главной ветви славного древа родового; знал он в какой-то мере историю своей страны, а вот прошлое Руси, единой с Киевом, вернее, во главе с Киевом, для него — глухой лес. А о проклятии рода великого князя Владимира и его потомков вовсе не слышал. Вот теперь открылась у него возможность из уст хранителя бога Прова, из уст хранителей других богов услышать не искаженное в угоду правителям прошлое Руси, прошлое славяноруссов.
И первое, что его поразило: князь Рюрик, основатель славной, как ему говорили, династии, не из викингов, а варяг из венедов новгородско-псковской ветви славяноруссов.