БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

- Ноги моей больше не будет в Голландии! - в запальчивости воскликнул он тогда и всерьез решил было выполнить это обещание. Потеряв шахматную корону, он отправился в Австрию. «Панхаз» - отель в Земмеринге - пожертвовал десять тысяч гульденов, лишь бы увидеть у себя повторную встречу чемпионов. Заметались сторонники Эйве! «Как, наш Макс будет играть не у себя дома!» Экономные и расчетливые голландские дельцы мигом нашли нужные средства. «Четырнадцать тысяч гульденов», - перекрыли они нужную сумму расходов и срочно подписали контракт с Алехиным. Что было делать? Ничего не оставалось, как согласиться играть на родине Эйве, иначе можно было вообще потерять всякую возможность играть реванш. Десяти тысяч ведь недостаточно на весь матч.

«И вот наступает решающая минута, - подумал Алехин. - Через три дня начинаем. Что принесет мне новое сражение? Если объективно расценивать силу, я должен победить, но мало ли что бывает в шахматах! Только бы не сорваться, а для этого самое главное - сохранять железное спокойствие. Не обращать внимания ни на что! Пусть будет несправедливость, пусть обида - не терять головы! Опять меня будут ненавидеть голландцы, но ведь это понятно. Спокойствие! Пожалуй, хорошо, что не поехала Грейс; сказала - приеду позже. В последнее время она стала лучше. Может быть, потому, что я бросил пить?»

Поезд приближался к Амстердаму. Сельские пейзажи постепенно сменялись индустриальными, на шоссе, то и дело пересекавшем полотно железной дороги, с каждой минутой увеличивалось количество автомашин. Монашка заволновалась и стала собирать свой незатейливый багаж. Вот поезд замедлил ход и плавно вполз под навес в узкий промежуток между двумя асфальтированными платформами.

Еще из окна Алехин увидел встречавших его голландцев: они точно рассчитали и ждали гостя как раз на том месте, где должен был остановиться восьмой вагон. Впереди группы стоял высокий Эйве, он мало изменился с прошлого матча, пожалуй, звание чемпиона чуть-чуть добавило ему важности. Такой же высокий, как Эйве, но немного сгорбившийся стоял Цитерштейн; среди других, незнакомых ему людей Алехин увидел маленького, юркого Ван-Гартена и медлительного Ликета.

В ожидании Алехина голландцы расположились у самой двери вагона. Мимо них, тихо шурша юбками, прошли монашки, которых оказалось немало и в других купе. Наконец появился улыбавшийся гость.

- Хун даг! Хун даг! - приветствовали Алехина голландцы и бросились пожимать руку приезжему. Фотографы и кинооператоры спешили поймать кадры, которых с нетерпением ждали читатели/

- О, какой вы молодец! - воскликнул, улыбаясь, Цитерштейн, одной рукой пожимая руку Алехину, другой похлопывая его по плечу. Словоохотливый, добродушный голландец во время первого матча, хотя и болел всей душой за Эйве, все же с заметной симпатией относился к русскому. Может быть, потому, что страсть к алкоголю, погубившая тогда Алехина, в последние годы всерьез захватила и самого Цитарштейна.

Голландцев удивил бодрый, здоровый вид Алехина. Они еще помнили его вид в тридцать пятом году и теперь поражались тому, как он резко изменился. Не было больше угловатых, порывистых движений, потухших глаз, желтых мешков под глазами. Возродившийся шахматный гигант гордо держал голову, глаза его светились радостным блеском.

- Прошу вас, - уже в первые минуты встречи протянул кто-то портсигар Алехину. Возможно, это была специальная проверка. Алехин отодвинул рукой портсигар.

- Доктор, вы больше и не… пьете? - хитро нахмурив брови, спросил Цитерштейн. Запах алкоголя и табака, доносившийся от него, явно показывал, что сам он не терзал себя никакими запретами.

- Я решил экономить голландские деньги, - улыбнулся Алехин.

- Я смотрю: вы прямо из монастыря! - радостно воскликнул Цитерштейн.

- А он и действительно из монастыря! - засмеялся Эйве. - Приехал вместе с монахинями.

- Но это монахини - голландские, - продолжил шутку Алехин. - Они всю дорогу молились за успех Эйве.

- А где же ваш кот? - опросил, улыбаясь, «Пикет.

- Остался дома. Ловит мышей.

- Писали, вы хотели привезти с собой корову. Это правда, доктор? - спросил Цитерштейн.

- Господин Цитерштейн! - развел руками Алехин. - Мы же в Голландии!

Группа репортеров терпеливо ждала, когда организаторы отпустят приезжего. Пока искали и грузили багаж, тут же на перроне завязалась беседа. Уже по тону хозяев, по первым вопросам корреспондентов Алехин понял, что теперь голландцы будут с ним разговаривать совсем по-иному, не так, как два года назад. При каждом удобном случае ему давали понять, что время прежних претензий прошло, что теперь владыка - Эйве. Алехина обрадовало то, что все эти изменения совсем его не трогали: он успешно выдержал первую проверку готовности своей нервной системы к трудному испытанию.

- Как ваше самочувствие? - вежливо начал беседу один из корреспондентов.

- Великолепное! - ответил Алехин. - Я даже не могу себе представить, что можно находиться в лучшем физическом состоянии.

- Писали, вы поправились на двадцать пять фунтов. Это правда?