БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

Последняя преграда пала. Все было решено, схватка с Капабланкой становилась реальностью. «Вот сыграю еще в новом турнире в Нью-Йорке, - рассуждал Алехин, - А там осенью в Буэнос- Айрес. Мечта жизни близка к осуществлению».

«Кому высылать залог в пятьсот долларов?» - спросил он Капабланку в письме от 7 декабря 1926 года.

Мимо открывшей ему дверь горничной Волянский бросился к Алехину и чуть не задушил его в объятиях, восклицая:

- Ох, как здорово! Поздравляю, Саша! От всей души поздравляю!

Алехин с трудом усадил его в кресло, но тот еще долго не мог побороть обуявшей его радости.

- Я только что прочел в «Ля Суар», - сообщил Волянский. - Какая прекрасная новость: и деньги есть и согласие Капабланки. Здорово! Как тебе удалось уговорить аргентинцев?

Алехин, улыбаясь, пожал плечами:

- Не могу даже сказать, как. Просто дали деньги. Хотят, очевидно, посмотреть нашу схватку с Капабланкой.

- Замечательно. Я сейчас встретил Куприна. Александр Иванович так доволен. Просил передать тебе поздравления.

- Спасибо. Он звонил мне.

- А откуда же нашлись деньги? - допытывался Волянский. - Какие-нибудь меценаты, миллионеры?

- Нет, дало правительство Аргентины.

- И Капабланка согласен играть? Все уточнено, улажено?

- По-моему, проблем больше нет. Договорились играть в Буэнос-Айресе, в конце года. Если, конечно, покровители Капабланки не выкинут какой-нибудь новый номер.

Волянский вскочил с кресла.

Какое может быть теперь препятствие?! - воскликнул он. - Теперь он уж никак не сможет отказаться. Есть деньги, ты - самый сильный, самый популярный среди претендентов. Столько первых призов взял! Один Баден-Баден чего стоит: двенадцать побед, восемь ничьих. И ни одного поражения! Против самых сильных гроссмейстеров мира.

- Найдут что-нибудь! А ты прав, Валя, я тоже считаю Баден-Баден своим высшим достижением. Какие я там партии играл!

- Что ты всегда умаляешь свои результаты! - не согласился Волянский. - Баден-Баден! А другие турниры! А Гастингс, а Буэнос-Айрес. Десять побед из десяти! Нет, Капабланка ничего не сможет сделать, он обязан теперь играть матч.

Алехин покачал головой.

- Логика и мне говорит: все в порядке. И все же где-то внутри копошится червячок сомнения. Вдруг опять что-нибудь произойдет. Опять найдут какой-нибудь повод сорвать матч, запутать переговоры.

- Ты просто напуган, слишком часто получал отказы от Капабланки, - произнес Волянский.

- А что?! Сколько пришлось пережить! В двадцать первом году дипломатический отказ: есть более ранний вызов Рубинштейна, ждите до первого января двадцать четвертого года.

Потом ссылка на переговоры с Маршаллом, намеки на возможность матч-реванша с Ласкером. Под конец эта история с Нимцовичем. И всегда неизменный отказ на мой вызов. Поневоле будешь бояться.

- Сейчас он не посмеет отказаться! Я уверяю тебя. Шахматный мир лишь одного тебя признает достойным кандидатом. Капабланке нет выхода, он обязан будет играть с тобой!

Волянский горячился, судьба Алехина его волновала. Он встал с кресла и большими шагами стал ходить по гостиной. Алехин невольно залюбовался его стройной высокой фигурой, пышной шевелюрой каштановых волос, красивыми карими глазами. Волянский жестикулировал, и его тонкие пальцы, казалось, убеждали не меньше слов. Алехин улыбался, глядя на Валю, и радовался в душе. Какое счастье, что у него есть такой замечательный, такой преданный друг!

- Скажи, как твои дела? - спросил он Волянского. - Нашел что-нибудь?

Волянский на миг остановился, затем вновь зашагал по комнате. Голос его сразу приобрел оттенки горечи, восклицания стали еще громче.

- Нашел?! Что тут найдешь! - с горечью переспросил он. - Кому нужна здесь моя поэзия, кто признает русский язык?! Оды, поэмы, сонеты. «Если бы вы писали по-французски». А сколько французских поэтов в Париже умирает с голода. Нет, я твердо решил: еду в Америку! Английский язык я знаю, меня уже обещали пристроить в одном большом журнале.

- Подумай! - предупредил друга Алехин. - Это же совсем: иной мир, русскому за океаном значительно труднее жить, чем в Париже. Потом здесь у тебя есть друзья, всегда готовые помочь. А там ты можешь совсем пропасть.

- В Нью-Йорке тоже много русских. В крайнем случае, вернусь. Ну ладно, еще подумаем. Я давно хотел спросить тебя, Саша. Скажи по-дружески. Как ты сам себя чувствуешь перед матчем? Уверен в победе? В журналах все время пишут: «Капабланка непобедим», «он чемпион всех времен», «шахматная машина». Действительно он так силен, что его нельзя обыграть? Но, он же человек, у него тоже есть слабости.

- Что тебе ответить? - развел руками Алехин. - Вопрос этот связан со многими проблемами и выходит далеко за рамки шахмат. Здесь дело не только в силе, непобедимости. В нашей схватке с Капабланкой разрешится старое противоречие между внутренними радостями творчества и внешним успехом. С этой проблемой неизменно сталкивается любой музыкант, артист, живописец.

- Писать для души или на продажу, - прокомментировал мысль друга Волянский. - Эта дилемма встает и перед поэтом.