Белые искры снега

– Ярослав? – удивилась женщина. Будто бы в классе целый рассадник Зарецких. – Почему ты так решила?

– Вроде бы целый урок молчал, а оценки у него – только «отлично», – сказала я.

– Ах, это только сегодня. Ярочка же болеет, – отмахнулась добрая и наивная преподавательница. – Он обычно очень активное участие принимает в школьной работе! Очень хороший и милый мальчик! Болеет, бедный, потому и молчит.

Я не стала говорить, что у Светланы Викторовны сложилось в корне неправильное мнение о своем ученике, который, как выяснилось, был чуть ли не ее любимчиком и гордостью.

– Ах, он такие стихи пишет, просто молодец! – восторгалась Зарецким эта женщина, каждое свое слово подтверждая выразительной жестикуляцией. – И в театре играл школьном! А как рисует! Творческий мальчик. Добрый. Отзывчивый. Президент школы, между прочим, – добавила она, поразив меня в самое сердце.

– Какой еще президент? – переспросила я удивленно.

– Ну как какой? Такой. У нас традиция, Настенька, – со своей неизменной улыбкой отвечала учительница. – Каждый год из старшеклассников выбираем президента – у нас в сентябре самые настоящие выборы проходят. С агитацией, листовками и выступлениями кандидатов. А ученики выбирают. И Инициативный совет у нас еще есть. Тоже из школьников состоит. По словам директора, мы учим детей демократии. И, кажется, успешно, – осторожно добавила она. От удивления я даже злиться стала меньше. Ну и чудеса. Президент школы! А я думала, он принц! Как же я ошибалась, оказывается.

Послушав о том, какой же Яр умничка и золотой мальчик, я стала одеваться, попутно немногословно отвечая на вопросы Светланы Викторовны, оставшейся после моего первого урока очень довольной. После, получив от учительницы кое-какие наставления, касающиеся следующего занятия, которое должно было быть завтра утром, а также получив два учебных пособия для преподавателей старшей школы, я, наконец, вышла из кабинета, мгновенно окунувшись во все еще непривычный шум школьной жизни. Хоть это учебное заведение и было новым и современным, но дети всегда остаются детьми, а потому я вновь, уже в который раз, вспомнила свою школьную жизнь. Кажется, мы шумели точно так же и с таким же удовольствием. Спускаясь по лестнице, я открыла телефон, дабы ответить хамлу по имени Ярослав, как вдруг услышала около уха негромкое и холодное:

– Иди за мной. Сейчас же.

Я повернула голову налево, к источнику звука и чуть не столкнулась лбом с подбородком господина президента.

– Осторожнее, – прошипела я. Его глаза насмешливо сверкнули. Во мне совой заухала злость.

– Анастасия Владиславовна, пройдемте за мной, – сказал Зарецкий. Он, кажется, хотел взять меня за руку – его пальцы даже дрогнули, но он все же не решился этого сделать. Будет странно смотреться, если ученик, пусть даже сам президент школы, схватит за руку практикантку и куда-то поволочет.

– Не могу. Я спешу. Завтра ко мне на уроке подойди. И решим твою проблему, – продолжила спускаться я.

– Это у тебя проблема, а не у меня. – Ему пришлось спускаться следом за мной, что, кажется, Яра, раздражало.

– У меня?

– У тебя. Серьезно – пошли, поговорим. Или я сделаю так, что следующий урок ты проведешь во дворе для снеговиков. – В это время мы спустились на первый этаж и проходили мимо окон, за которыми какие-то первоклашки действительно лепили косых-кривых снеговиков, вместо носов у которых были ветки.

– Скажи: «Пожалуйста», – решила поглумиться я над парнем.

– На каком языке? – уточнил он.

– На языке жестов, разумеется, – продолжала я издеваться.

– Ярослав, приве-е-ет! – игриво помахали ему какие-то девчонки в спортивной форме. Он поздоровался с ними с миленькой улыбочкой, которая тут же спряталась, стоило ему перевести взгляд на меня.

– Много чести. Анастасия Геннадьевна. Без шуток. Нам, серьезно, нужно поговорить, – продолжил он зло.

– Не нам, а тебе, – не испытывала я никакой потребности в разговорах.

– Это в твоих интересах.

– Да говори уже, достал, – остановилась я под одной из лестниц, коих в школе № 8 было аки в Хогвартсе. Только не перемещались. – У тебя минута. И запомни: мое отчество – Владимировна.

– Значит, так, Владимировна, – продолжил ледяным тоном Ярослав. – У тебя есть два варианта. Или ты уходишь из этой школы, Владимировна. Или ты идешь к Вану и все объясняешь. – Он не сдержался и снова добавил: – Владимировна.

Это он так пытается намекнуть на мой возраст? Милаш, однако. По поводу своего возраста я никогда не парилась.

– Что-что? – не поняла я. – Ты вообще о чем, Зарецкий?

Ах, какое же удовольствие я получила, называя его по фамилии. Это словно напоминало ему, кто он, а кто я. Учитель и ученик.

– Все о том же, – тихо, но с явной угрозой проговорил парень. – Иди к Вану и объясни ему про цветы и записку про Женю.

– Да ты, Зарецкий, наверное, наркоман? – задумчиво предположила я. Тот обжег меня взглядом. Кажется, он едва сдерживался.

– Объяснишь Вану, что это ты тогда в клубе прикольнулась насчет Жени, поняла? – грозно спросил Ярослав. Впрочем, говорил он достаточно тихо – зорко следил, чтобы этого никто не расслышал.