Читаем Белые лодьи полностью

Старшей сестре Дубыни в это время исполнилось четырнадцать лет. И как-то его вызвали к тиуну и там объявили, что он должен заплатить в казну прошлогоднюю неустойку по дыму, которая якобы осталась от их отца. В случае неуплаты заберут старшую сестру. Платить, конечно, было нечем, и управитель-хазарин взял её к себе в услужение. Натешившись, он скоро отвёз её в Саркел и продал. Вернувшись, похвалялся, что не продешевил, и показывал дирхемы, видимо, продал какому-то сарацину. Когда эта похвальба дошла до ушей Дубыни, он взял топор и, прокравшись поздним вечером к хазарину, зарубил его прямо в хлеву, куда тот вышел, чтобы проверить на ночь скотину.

Слуги не сразу хватились хозяина; тот имел обыкновение по вечерам заглядывать к молодым поселянкам. Поэтому Дубыня успел забежать в свою избу, обнять младшую сестру и брата и дать ему последнее напутствие:

— Не знаю, сумеешь ли ты уберечь эту сестру, я, как видишь, старшую не уберёг, но зато отомстил за неё, поэтому должен бежать. Сестра, ласточка моя, положи мне в тоболу кусок хлеба, а ты, брат, если придут к тебе люди тиуна-хазарина, скажи, что Дубыня ещё вчера пошёл на капище Белбога и пока не вернулся… Ну, прощайте, буду жив — подам знак о себе.

Где только не носила Дубыню злая судьба, пока не оказался в числе таких же несчастных и отверженных на соляных приисках. Каторжный ТРУД уносил каждый день десятки людей.

Здесь встретил одного старца-алана, у которого был сын Лагир, красивый белокурый молодец. Его ждала такая же участь, как и отца, без времени состарившегося на соляных работах, если бы не один случай… Как-то на Меотийское озеро приехал протосфарий со своими слугами и личным отрядом охраны. Здесь, увидев крепких и сильных мужчин, приказал своему комиту[27] набрать для херсонесского гарнизона велитов. Комит сразу заприметил Лагира и чернобородого Дубыню. Но когда он, заставив их побороться и убедившись в силе обоих, велел пробежать один стадий[28], то увидел хромоту у Дубыни к концу последних шагов дистанции.

— Что это? — показал комит острием меча на вздувшиеся жилы на икрах ног. — Ходил в кандалах?

— Ходил, — признался Дубыня.

После убийства хазарина Дубыня подался в печенежские степи, что находились по обе стороны Борисфена, напротив его больших и малых порогов. Дорогой был схвачен неизвестными людьми, судя по всему татями, и продан с молотка в Херсонесе. Два года гнул спину на виноградниках на одного из отличившихся в бою «бессмертных»[29], получившего впоследствии звание кандидата[30]. За грубость и непослушание Дубыню забили в деревянные кандалы и отдали в работы на соляные прииски. Эти кандалы он протаскал почти полгода… Вот с тех пор при большой нагрузке и вздуваются у него на ногах жилы.

На другой день протосфарий увёз с собой Лагира и ещё нескольких молодых солеваров, оставив взамен провинившихся, как некогда Дубыню.

Чернобородый продолжал каторжанить, и прошёл ещё год. Старец-алан, надорвавшись совсем, умер, и вот теперь и мать Лагира находится при смерти… Говорила она Дубыне перед тем, как ему отправиться с соляным обозом в Херсонес: «Сынок, увидишь там моё единственное чадо, зелёную ветвь нашего старого, умирающего дерева, накажи приехать… Я хочу в последний раз перед тем, как душа моя пойдёт странствовать между землёй и небом, взглянуть в светлые очи сыночка. Отец… Он так хотел, чтобы наш Лагир возжёг огонь под его погребальной лодьей[31]. Но он не приехал, и я сердилась не него, а позже узнала, что находился он в походе против угров[32]. И потом я ругала себя, что плохо подумала о своём сыночке. Лишь молила богов, чтобы не был убит. Дубыня, сынок, если и теперь он не сможет приехать, ничего… Я пойму, я всё пойму, потому что я — мать…»

Вот почему Дубыне так надо было попасть в Херсонес.

Пройдя поляну, он спустился в лощину — и тут услышал треск ломаемых кустов.

В этот момент луна снова зашла за тучу, пахнуло сразу прохладой, в стороне Чёрного озера проухал филин, смолк на какое-то мгновение и снова жутко проухал…

Это уханье отвлекло Дубыню от других звуков леса и также от приближающегося треска кустарника. А когда снова сосредоточил на нём всё внимание, то уже не только услышал, но и увидел, как из-за можжевельника появились две громадные собаки и остановились на краю лощины.

Тут и луна высвободилась из-за тучи, и ещё явственнее приняли очертания и кусты, и деревья, и обвалистые края лощины, и собаки. Дубыня, затаившись, до боли в глазах всмотрелся в них и в более поджарой и не такой мохнатой признал волка — возле сердца неприятно кольнуло. «Неужели теперь и меня так же, как деда…» — промелькнуло в сознании. Но два крупных зверя — волк и овчарка (Дубыня точно определил породу собаки) обнюхали друг друга и бросились бежать к большой дороге.

«Что-то много страхов для меня в одну ночь… Ишь, как мечется нечисть, словно не пускает к кумирне, — подумал Дубыня. — Ничего, уже скоро, а там возле Белбога и усну спокойно».

Перейти на страницу:

Все книги серии Нашествие хазар

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза