Белые лодьи

И потекли со всех сторон к теремному княжескому двору, а вернее, к жертвенному огню людские толпы, заскрипели телеги, запряженные лошадьми и волами и груженные ратными доспехами и съестными припасами — бочками с квасом, хлебами, солониной, вяленой рыбой, мешками с зерном гречихи и пшена (о сосудах с вином и слово молвить нельзя).

За подводами шагали женщины, старухи, старики, дети, матери с грудными младенцами на руках, бежали мальчишки, чему-то радуясь и что-то крича друг другу.

Ратники шли молча.

Возле капища, сверкая латами и шлемами из светлого железа, выстроились княжеские дружины. Во главе рядов красовались на нетерпеливых жеребцах воеводы в своих самых лучших одеждах. Потом, после гимна богам и клятвы, они снимут их и облачатся в походные. А пока ждали Аскольда и Дира.

Доброслав и Дубыня верхом стояли недалеко от одного из жертвенных костров, а рядом с ними находился Бук в воинских доспехах, которым дивились киевляне. Слышались возгласы:

— Гляньте, люди, волк в железе!..

— Он что, рази тоже биться могет? — спросил какой-то смерд.

— А ты попробуй — побейся с ним, — подначил кто-то из толпы.

Многие засмеялись.

А Бук словно замер. Как его хозяин и Дубыня, неотрывно смотрел на пламя, которое плясало в его холодных зрачках.

Жрец, что был рядом, бросил в костер горсть какого-то порошка, и огненные языки, казалось, лизнули само небо; все вокруг разом ярко осветилось, и тут из теремных ворот вылетели на гнедых конях князья киевские. Резко осадили возле дружин.

Когда забили восемь белых буйволиц и восемь белых кобылиц — по числу костров капища — и побросали в огонь, главный жрец поднял кверху свой жезл — все люди, собравшиеся здесь, пали ниц, верховые мигом спешились и распростерлись на земле, лишь двое — Аскольд и Дир — преклонили колена.

Волхвы вначале тихо, потом все громче и громче запели:

Даруй нам победу, бог, держащий в ладонях гром,
Звучащий, как рев быка, раненного насмерть.
А за спиной ты имеешь стрелы, огненные, как костры,
Горящие в твою честь.
Если нужно, ты бьешь без промаха…
Порази громом наших врагов,
Испепели их грудь своими стрелами.
Перун, мы тебе поклоняемся!
…
Даруй нам победу, бог!

— Даруй нам победу, бог! — громко повторила многотысячная толпа.

Лагир лежал на земле, его рука касалась руки Живаны, и он чувствовал, как она дрожит.

— Успокойся и повторяй то, о чем молвит народ, — тихо сказал он жене.

Она исступленно зашептала, но громко говорить от волнения не могла. Тогда Лагир нежно обнял ее, и она начала успокаиваться.

Повернула к мужу лицо:

— Все просят у Перуна победы, а я попросила, чтобы ты вернулся. Я люблю тебя.

Жрец опустил жезл, и люди стали подниматься с земли. Теперь подвели к кострам восемь черных волов и столько же жеребцов такого же цвета. После их сожжения все ратники дали клятву:

— Пусть мы будем прокляты от бога, в которого верим, — от Перуна, и Велеса, скотьего бога, и да будем желты, как золото, и пусть посечет нас собственное оружие, если мы дрогнем в сражении и предадим свою землю.

6

Конным и пешим путем по высокому берегу Днепра пошли на Византию смерды, ремесленники и прочий киевский люд (и древляне тоже) под водительством Дира, численностью в двадцать тысяч. А по реке на двухстах днепровских лодьях, по шестьдесят человек в каждой, поплыли отборные воины.

На большом корабле Аскольда находился сам князь, а у правила — Селян, с которым немало рек и озер хожено и перехожено. Одну колонну судов вел за собой Аскольд, другую — Вышата. Опытного воителя и в переходах искусного Светозара киевский князь приставил к брату. С ними еще был и древлянский воевода Умнай.

В свою лодью Вышата взял Лагира и его друзей. Аскольд — Светлана и его сына Никиту. Просился в поход и Марко, но мать его подняла такой крик, что дед заявил сразу:

— Подрастешь — пойдешь… Будешь в семье за кормильца.

— Во-о-о-н-а-а ка-а-к, — протянул мальчишка. — Кормить всю ораву древлянскую — я, значит, большой, а в поход идти — малец.

Но на него с укоризной взглянул Ратибор, и Марко тут же опустил голову. Прощались с родными еще раз на берегу Днепра, в нескольких десятков саженей от вымола.

Ратибору Аскольд дал в подчинение тридцать лодей, уравняв его в правах со своими боилами, каждый из которых тоже распоряжался столькими же судами.

На трех находились жрецы. Эти лодьи они освятили под сжигание погибших. Волхвы тоже идут с воинством под самые стены Константинополя и будут вершить обряды погребения.

Как только кончилась городская стена, Днепр свернул влево, и открылись две протоки. Кильватерный строй лодей тоже раздвоился. И шли так шесть поприщ. Кто шел левой протокой, тот видел низкий берег острова, поросший ивами, на которых сушились рыбацкие сети; кто правой — лицезрел песчаный откос с ветхими домишками смердов.