Физиономия Сташека в тот период претерпевала любопытные изменения в форме и цвете. То вырастала шишка на лбу, то опухал нос, то ухо наливалось сливой. А уж синяки разной степени спелости цвели-расцветали по всему телу, подживая желтизной и вновь расползаясь фиолетовыми разводами. Мама ужасалась, морщилась, смазывала «эти безобразия» лавандовым маслом (так что наутро он густо благоухал на весь класс, и девчонки морщили носы), порой обидно и смешно комментировала боевые увечья сына… Но никогда не позволяла себе удерживать его дома, прикрикнуть или что-то ему запретить.
Наконец, однажды летом, через год после смерти бати, они с Цагаром столкнулись на остановке. Драться там было не с руки, и значит (стал он привычно прикидывать), условимся на вечер в другом месте.
Но Цагар вдруг подошёл, подал руку, впервые назвал по имени: Стах, – и признался, что – пора кончать: надоело, да и устал – не спал со вчерашнего, в ночном был. И это привычное, вскользь произнесённое «в ночном» вдруг Сташека подкупило, как и рукопожатие давнего врага, как и честное «устал», поманило серебристой рябью на реке, дунуло рассветным ветерком, окликнуло тихим лошадиным ржанием под звяканье упряжи.
– А можно… мне с тобой… как-нибудь? – спросил он. И Цагар живо отозвался: «А чё, делов-то! Можно и порыбалить. Хочь со мной на Кщару?»
Вот это был подарок! Вот это было настоящее замирение – на всю жизнь! Сташек только слышал о Кщаре, о зачарованной красоте этого озера.
– А добираться как? – заволновался Стах. – Не на лошадях же…
Цагар хитро прищурился, сказал:
– Зачем на лошадях. Не парься, чувак. Доставим твою жопу на место.
На другой день в уговорённое время за окнами прогрохотал мотоцикл, лихо и витиевато просвистал Цагар. Стах выскочил на крыльцо с приготовленным рюкзаком, со снастями и… так и остался стоять, таращась на фантастическое средство передвижения, понимая: главное сейчас – не треснуть со смеху.