Белые ночи

Что ж, определенный смысл в этом есть, потому что представить себе, что Рума мне подарили просто так, за красивые глаза, довольно сложно. Я могла быть и полукровкой, и результатом эксперимента помешанного на оборотнях сумасшедшего мага, и дочерью какого-нибудь знатного человека, решившего таким образом скрыть меня от пристального внимания гильдии магов и спрятать до… до чего? Совершеннолетия? Тоже вполне возможно, ведь именно после его достижения я стала легко и быстро менять обличья, да еще с такой поразительной точностью, что даже Рум порой диву давался. Но почему так вышло? Что случилось после того, как меня выбросили на улицу? Какой сбой в проклятом амулете, что я только через двенадцать лет смогла узнать, ЧТО я за чудовище? Поломка? Брак? Незаметный удар? Если принять это за рабочую гипотезу, то получается, что Рум, как бы ни отпирался и не отмалчивался, просто был поврежден во время привязки к моему незрелому разуму и хрупкому тельцу. Получается, он многое утратил из тех знаний, какими когда-то владел. В том числе, и о своем истинном предназначении. Ведь духи… они очень не хотят возвращаться в наш мир по своей воле. Потому-то так сложно заарканить их и заставить служить. А то, что случилось со мной, заставляло думать, что Рум почему-то… вдруг пожелал этого. САМ согласился на подобную каторгу, иначе его не смогли бы связать с моей душой никакими расчудесными заклятиями и, разумеется, не дали бы свободы, позволив не тухнуть в специально созданном вместилище, как всегда бывало, а спокойно летать повсюду в виде призрачного облачка и даже по собственному усмотрению возвращаться в Мир Теней. Конечно, ненадолго, но все же…

Правда, мне он о своем мире никогда не рассказывал. И о прошлой жизни тоже. Или сам не помнил, или же она была не очень… хорошей.

Кстати, мой маленький шпион до сих пор так и не объявился, хотя я упорно звала его каждый вечер, едва солнце скрывалось за горизонтом, а на тракт опускалась непроглядная темнота. Шептала ему в тишине, настойчиво звала, просила вернуться, зная, что для духа мой голос послужит хорошим ориентиром. Иногда даже казалось, что временами он меня все-таки слышит, потому что пару раз я тоже что-то чувствовала в ответ — так, будто и он пытался пробиться сквозь завесу своего загадочного мира, но по какой-то неясной причине у нас ничего не получалось. Он не приходил, как раньше, не говорил со мной во снах, не светился возмущенным облачком, распиная за опасное промедление в сокровищнице… и я тоже беспокоилась: ворчливый дух был мне дорог. Если бы удалось точно выяснить, что с ним все в порядке, я бы не расстроилась. Оставила бы в покое. В конце концов, и сама уже давно предлагала провести нехитрый ритуал и отпустить его восвояси. Но его все не было; ни весточки, ни знака, и я не знала, что думать.

Кстати, от несложного ритуала упокаивания он наотрез отказался. А потом, словно боясь, что я буду настаивать, весомо добавил, что это, мол, все равно не поможет, и он станет свободным лишь тогда, когда умру я. На что я, будучи в хорошем настроении, в шутку предложила быстрый способ избавления от моего присутствия путем скидывания с ближайшей крыши или «случайно» организованной встречи с городской стражей, что было ему вполне по силам. Но, против ожиданий, не услышала язвительного предложения попробовать хоть сейчас, а совершенно неожиданно нарвалась на какое-то жутковатое, поистине ледяное молчание, смешанное с нешуточной обидой и стремительно разгорающейся яростью. Перепугалась, конечно, потому что никогда не думала, что мой старый друг способен на такие бурные эмоции, а потом еще с месяц подлизывалась, тщетно вымаливая прощение.

В общем, такой вот у меня интересный компаньон.

Я машинально коснулась спрятанной жемчужины и, кинув быстрый взгляд на стену деревьев, за которыми нашла недолгий приют, снова вздохнула. Где ты, мой верный помощник? Не пострадал ли? Не ранен? От оберона всего можно ожидать. Даже того, что он вдруг смог сотворить с тобой что-то плохое. Не из-за него ли ты так долго молчишь? Не потому ли так долго не приходишь?

— Где же ты, Рум? — в который раз шепнула я и, обхватив руками колени, уставилась на догорающий костер.