Белые ночи

— Никто не знает. Вроде растет, как все. Бегает, прыгает, на коне уже отлично держится, ножом потихоньку учится владеть… смеется и плачет, как обычно. Не худеет, не слабеет и не бьется в припадках. Ест, как все, крепко спит и веселится, будто обычный ребенок. Но раз в две-три недели словно подменяют его — проснется ни свет ни заря, не узнает никого и тогда начинает метаться по дому. Рычит и скалится, словно дикий зверь. Бьется, как рыба в неводе, кусается, кричит. И все порывается убежать, куда глаза глядят — в лес, на околицу, подальше от людей. В последний раз насилу отыскали, когда он в реку сиганул и едва не утоп — у Истры течение большое, сильное, а Лука еще слишком мал…

Я нахмурилась.

— И давно это с ним?

— Да с год уже будет. Мы сперва думали, это он балуется так. Мальчишка… что с него взять? Мальцы как только не играют, а он у них охоту любит — страсть. Уже сейчас готов за зверем мчаться во весь опор, вместе с отцом всегда ездит, с собаками легко управляется, будто сам их растил и воспитывал… а ведь ему всего восемь. Совсем сопляк. Но псы его почему-то слушают… и стали бояться, когда он… изменился.

— С чего бы это? — удивилась я, невольно заинтересовавшись.

— Я тоже сначала не верил, — Лех устало прикрыл веки. — А потом своими глазами увидел, как здоровые кобели перед ним глаза опускают. Даже Острый Клык поджимает хвост и пятится, а ведь Велих с ним и на медведя ходил, и на кабана… крепкий пес, справный. Что случилось — не знаю. Лекари разводят руками, маги молчат. Отец с ног сбился, пытаясь найти лекарство, да все без толку. Одни говорили, мол, дух какой вселился. В храм сходили, к жрецам Двуединого, те несколько раз пытались изгнать — не помогло. Другие искали заразную болезнь, что от зверья человеку передается — тоже не нашли. Маги смотрели на проклятие, на сглаз и черный сговор, все пальцы искололи, заклятиями сыпали, порошки какие-то давали — нет толку, хоть ты волком вой. Как находят на мальчишку эти странные приступы, так будто в зверя он обращается. На мать рычит, от отца бежит, на собак волком смотрит, будто оборотень какой… а потом бежит. Так бежит, словно хвост ему подпалили…

— А сам Лука что говорит?

— Ничего. Не помнит он, что случается. Не знает еще ничего. Едва поймаешь его, как он сразу теряет разум — сперва бьется, как тот зверь, потом угомонится, а после всего в сон его клонит. Когда проснется — только удивляется, что вечер уже. И потом снова все идет, как обычно. До следующего раза.

Я озадаченно нахмурилась.

— Странно. Амулеты Двуединого пробовали давать?

— А то, — невесело усмехнулся воин. — Ходил, обвешанный, как игрушками. Да только нет с них прока — ни с амулетов, ни с цепей охранных, ни с чеснока, ни с трав целебных: как сбегал он из дому, так до сих пор и сбегает.

— Очень странно. На проклятие не похоже, иначе он зачах бы за год. Оборотни так долго не ломаются — им пары месяцев достаточно для обращения. К нежити тоже отношения не имеет, потому как свои же собаки его и загрызли бы. И у людей таких болезней вроде нет…

— Откуда тебе знать? — хмыкнул Лех. — Ты что, врачевать умеешь?

— Нет. Но мне как-то пришлось пару лет поработать у неплохого лекаря в помощницах. Давно. Он-то и понарассказывал всякого, что с людьми бывает. А другой мой друг неплохо в магии разбирался. Тоже кое-чему научил. Но я никогда от них не слышала ни о чем похожем.

— Вот и наши маги не слышали.

— Так вы к Верховному, что ли, решили пойти? — встрепенулась я. — Для того мальчишку в Кроголин тащите?

Лех быстро кивнул.

— Да. Может, он что подскажет? В Приграничье маги сильные — как боевые, так и целители. Говорят, лучше столичных разбираются во всяких… непонятностях. И Верховный там почти постоянно обитает. Где ж еще ему быть, как не возле Пустошей? Вдруг действительно поможет?

— Вдруг… — эхом повторила я, думая о своем. Хотела еще спросить о Зите, но не успела — невидимый Брегол зычно скомандовал короткий привал, и телеги, дружно скрипнув осями, внезапно остановились.

12

Противный дождик, наконец-то, перестал трепать мои нервы, но лучше от этого почти не стало — с каждого куста, с каждого дерева и каждой травинки беспрестанно капало, так и норовя налить по ведру воды за шиворот. Кони и всадники вымокли по самые макушки, тканые пологи на повозках потяжелели и бессильно обвисли, колеса вязли на раскисшей дороге. Воздух стал отвратительно сырым и влажным, а дрова — безнадежно мокрыми и скользкими.

За неполный день лес успел основательно пропитаться влагой, трава предательски скользила под ногами и копытами, сапоги разъезжались по мутной грязи, кони устало мотали головами и шумно отфыркивались, а люди ругались сквозь зубы и с надеждой посматривали на хмурые небеса, ожидая хоть какого-то проблеска в нерадостном мареве низко висящих туч. Бесполезно — солнце надолго скрылось из глаз. И, хоть до ночи было еще далеко, отчего-то казалось, что вязкая серая мгла уже подступает со всех сторон.