Белые ночи

Янек сдавленно захрипел, вцепившись пальцами в мою руку, но куда там — я даже не почувствовала его жалких попыток! Только улыбнулась совсем уж зловеще, дабы придурок проникся получше, и, наклонившись к самому лицу, тихо сказала:

— Еще один намек в таком тоне, удавлю. Понял?

Он опасно побагровел и пискнул что-то невнятное. Его руки продолжали бессильно царапать мои кисти, воздуха в груди оставалось все меньше и меньше, в глазах, наконец, проступил запоздалый страх. И только тогда я позволила ему вздохнуть. Янек хрипло закашлялся, судорожно хватая ртом свежий воздух и постепенно возвращая нормальный цвет лица.

— Ты меня понял? — раздельно повторила я, дождавшись, пока он начнет снова соображать.

— Д-да…

— Отлично. А теперь пошел вон отсюда, пока я не передумала.

Проводив торопливо отползающего парня сузившимися от гнева глазами, я холодно оглядела столпившихся караванщиков, убедилась, что меня ВСЕ поняли правильно, и спокойно вернулась к зло шипящему Леху, успевшему прикрыть первозданную наготу полой длинного плаща. Не знаю, что уж он увидел в моем лице, но протестовать, когда я сдернула ткань и снова взялась за ногу, почему-то не стал. Терпеливо подождал, пока я закончу с «эликсиром», мужественно вытерпел тугое бинтование, но вздохнул с непередаваемым облегчением, когда я отерла перепачканные ладони и, наконец, отошла.

— Спасибо, Трис.

— Не за что. Вечером придется повторить.

Лех беззвучно выругался, торопливо закутываясь в тряпки, но я уже не смотрела. Вернее, смотрела не на него, слишком медленно осознавая причину, по которой мне безнаказанно позволили придушить неразумного сопляка и спокойно закончить с чужой раной: между мной и опасливо попятившимися людьми, сжав челюсти и раздраженно помахивая длинным хвостом, стоял вздыбивший шерсть черный тигр.

Я несколько секунд в упор изучала его сузившиеся глаза, в которых почти не было заметно золотистых крапинок. Отстраненно отметила, что он снова здорово сердится. Так же бесстрастно кивнула своим мыслям, не слишком вникая в причины, а потом совершенно спокойно отвернулась и отправилась прочь. Отмываться.

В промокшей за ночь повозке было промозгло и сыро, словно в подвале нерадивого крестьянина. Низкий полог неприятно хлопал от поднявшегося ветра, с потолка частенько подкапывало. Большие колеса отчаянно скрипели на все лады и то и дело норовили завязнуть во вчерашней грязи. Когда такое случалось, я молча вылезала наружу, помогала толкать повозку наравне со всеми, старательно не замечала выразительных взглядов со стороны, а потом снова забиралась внутрь, напряженно гадая, решат ли меня вежливо попросить покинуть гостеприимный караван или просто некрасиво укажут на дверь.

Люди молчали. Но так красноречиво, что было бы лучше, если бы меня просто грубо вытолкали прочь.

Оставалось только ругать свою несдержанность и терпеливо ждать, чем это все закончится. Стыдно признаться, но, кажется, я действительно отвыкла от компании. Действительно разучилась жить рядом с кем-то еще, кроме верного Рума и моей вечной тяги к неизведанному. А может, просто никогда не умела этого делать? Скорее всего, так и есть. Наверное, не надо было пугать до икотки этого молодого дурака? Не надо было откидывать челку и демонстративно сверкать глазищами по сущим пустякам? Особенно тогда, когда они стали такими яркими и подчас пугают меня саму. Что уж говорить о неподготовленных зрителях — Янек, вон, от меня до сих пор шарахается и принимается хвататься за обереги. Еще бы. Я бы и сама схватилась, если бы вдруг оказалась на его месте! Не зря же так упорно не смотрю в зеркала и на текущую воду! Не знаю, конечно, что именно им там привиделось, но полагаю, ничего хорошего. Один только Ширра не испугался моего вида; причем, не только не испугался, а еще и разозлился. Да так крепко, что с самого утра аж носа не кажет из леса.

Ширра — это наш вездесущий оборотень, если кто не понял. Точнее, это я его так назвала про себя, чтобы называть его хоть как-то. А что оставалось? Сам он имени сообщить не соизволил, не представился и вообще не пожелал общаться… ну ладно, на самом деле это я не пожелала, но не в этом суть. Обращаться и обозначить его все равно как-то нужно, потому что он явно не собирается никуда исчезать, вот я и решила дать ему имя. Всякие там «кисы», «котики» и «мурзики» не годились, потому что он может быть кем угодно, но только не ласковым котенком. А «Ширра» звучит довольно неплохо. И на эльфийском означает что-то вроде «непримиримого», насколько я помню. Для него как раз подходит. Не знаю уж, откуда оно пришло мне в голову, но думаю, именно его любимое «шр-р-р» ненавязчиво подтолкнуло к этой мысли, так что теперь я могу его с чистой совестью именовать не «проклятый оборотень» (потому что никакой он не оборотень) или «мерзкий лицемер», а просто Ширра. Может, не слишком оригинально, зато очень верно.