Читаем Белые одежды полностью

— В вашем вранье нет кривды. Хорошее слово — кривда.

— Вы думаете, я одна так? У вас, в роде Монтекки, тоже ничего не поймешь. Два года назад — как раз у меня в плане стояло: «Полиплоидия». Еще открыто стояло… И приезжает от вас один доктор. От вашего Касьяна. Я — аспирантка у Посошкова, он мне поручил сравнение прививок и полиплоидов на картофеле. Господи, тогда еще можно было сравнивать! У меня как раз были получены первые удачные результаты с колхицином. Посошков говорит: «Покажите ваши картошки москвичу». Приходит этот доктор ко мне на участок — смотреть. Я говорю, какие растения где. Доктор:

«Да, у вас интересные прививки». Я: «Это же полиплоиды, а не прививки!» Он даже повернулся к растениям спиной: «У вас легкая рука, никогда не видел такого срастания подвоя с привоем». Три раза я заикалась и три раза он повторял свое. Подруга потом мне говорит: «Какой-то прямо ненормальный!» А Посошков вечером разъяснил: «Сейчас, детка, такие времена приближаются. Он вам не доверяет». Вот оно как… Еще два года назад!

Они шли, а в стороне от тропки тянулось что-то темное, похожее на плотный забор. Тропа постепенно подводила их туда, все ближе.

— Вот сюда, — сказала Елена Владимировна и потащила Федора Ивановича к этой протянутой над землей, дышащей теплом темноте. — Сюда идемте, здесь проход. Разрыв…

— Что это?

— Труба. Железная труба.

— Труба, говорите?.. — Федор Иванович протянул руку, коснулся теплой, покатой поверхности. — Труба. — повторил он.

— Они тут проводят что-то. Для воды, наверно, — тихо сказала Елена Владимировна. — Недавно привезли.

Они вошли в широкий разрыв между концами труб. Федор Иванович нащупал край. Труба была широкая — доставала почти до плеч.

— Вот и железная труба… Знаете, Елена Владимировна, Цвях мне как-то говорил, что многих из нас ждет своя железная труба. Попадешь в нее — выхода только два: вперед или назад. Компромиссных решений нет…

Он поставил ногу в темную пустоту, в теплый поющий туннель. Наклонившись, сунул туда голову. Хотел крикнуть что-то дерзкое, но почему-то голос подвел его, сорвался.

— Эй, судьба! — негромко сказал он и ударил кулаком по округлой стенке.

— Бу-бу-бу! — ответил, вибрируя, растревоженный железный хор, и хотя Федор Иванович был начитанным и ученым человеком, способным глядеть в глаза вещам, что-то вроде страха задержало его дыхание.

— Вы очень страшно это сказали, — шепнула около него Елена Владимировна. — Ну-ка, пустите, я тоже хочу крикнуть. — Она оказалась около него в трубе. — Подвиньтесь же, нам здесь обоим места хватит. — Она почти не пригибалась, даже прошла вглубь и там хихикнула. — Чувствуете, как странно я сказала? Нам обоим места хватит! Какая аллегория! Не думаете вы, что нас обоих ждет такая труба? Общая — на двоих…

— Елена Владимировна, мне это иногда так и кажется. Я чувствую, что обстоятельства тащат меня именно сюда. Сам Касьян толкает. Я ведь сегодня должен был уже четвертый день быть в Москве. Уже и командировку отметил.

— А как же наши мушки?

— Обсуждался вопрос. Выпустить их или взять с собой.

— И вы…

— Я предлагал выпустить. Цвях хотел увезти в Москву. Теперь вопрос снят.

— Вот видите, как вы легко… Не закончив эксперимента. Родителей-то пора удалить из пробирки. Не забыли?

— Уже удалил…

— Смотрите. У вас должно получиться менделевское — один к трем.

Они опять медленно шли в ногу по белеющей тропе. Елена Владимировна неуверенно держала его под руку.

— Вот здесь, — вдруг негромко сказала она, — здесь мы с вами расстанемся. — И засмеялась. — Идите дальше сам.

Близко, прямо перед ними желто и мирно светилось небольшое окно деревенского дома.

— Тропа приведет вас к калитке. Справа будет кнопка. Нажмите, и он вас впустит.

— А вы не боитесь идти так домой? Или еще куда…

— Нет, мне близко. И не говорите, что это я проводила вас.

— Я больше не задаю вам вопросов. Я уже привык к таким вашим… поворотам.

— Может быть, когда-нибудь и объясню… Может быть, и скоро. Может быть, и совсем никогда… — она говорила с задумчивыми паузами. — Не пришло еще время. Как вы говорите, нет достоверных и достаточных…

И Федор Иванович сквозь мрак почувствовал — она, говоря это, поворачивалась на одной ноге, писала в пространстве какие-то свои знаки. Был бы день — можно было бы прочитать.

— Объясню когда-нибудь, — сказала она, ударяя кулачком по его руке.

— Идите, больше ничего не буду спрашивать. Если что — орите погромче…

Она, смеясь, провела рукой по всей его руке — от плеча до пальцев. И исчезла.

А он, постояв, послушав ночь, сделал пять твердых шагов к желтому окну и нажал кнопку. Почти сразу над ним загорелась электрическая лампочка. Что-то деревянно стукнуло в глубине двора, послышались шаги.

— Вот кто пожаловал! — раздался за калиткой приветливый, почти радостный гудящий голос. Калитка, скрипнув, отошла.

— Я тут принес вам… — заговорил Федор Иванович. проходя во двор. — Принес вот. Отбили с Еленой Владимировной у Вонлярлярских… Микротом ваш.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Путь одиночки
Путь одиночки

Если ты остался один посреди Сектора, тебе не поможет никто. Не помогут охотники на мутантов, ловчие, бандиты и прочие — для них ты пришлый. Чужой. Тебе не помогут звери, населяющие эти места: для них ты добыча. Жертва. За тебя не заступятся бывшие соратники по оружию, потому что отдан приказ на уничтожение и теперь тебя ищут, чтобы убить. Ты — беглый преступник. Дичь. И уж тем более тебе не поможет эта враждебная территория, которая язвой расползлась по телу планеты. Для нее ты лишь еще один чужеродный элемент. Враг.Ты — один. Твой путь — путь одиночки. И лежит он через разрушенные фермы, заброшенные поселки, покинутые деревни. Через леса, полные странных искажений и населенные опасными существами. Через все эти гиблые земли, которые называют одним словом: Сектор.

Андрей Левицкий , Антон Кравин , Виктор Глумов , Никас Славич , Ольга Геннадьевна Соврикова , Ольга Соврикова

Фантастика / Боевая фантастика / Фэнтези / Современная проза / Проза