Белые овцы на зеленом склоне горы

Через несколько дней наша группа вернулась в Баку, где оставалось два-три выступления. А там — Москва. Я скучал по жене и сыну, которому исполнилось полгода. Маялся. Звонил домой. Шатался бесцельно по городу. Иногда с кем-нибудь из группы. Однажды, это был последний день в Баку, мы завтракали втроем: московский баритон, его жена-аккомпаниаторша и я. Самолет в Москву улетал на рассвете следующего дня. Неожиданно певец начал рассказывать о своей поездке в Израиль. Он относился к тому типу людей, которые рассказывают о происходившем с полной откровенностью. Другой бы подумал несколько раз, стоит ли полузнакомому человеку описывать путешествие в Израиль, страну, которой далеко не симпатизировала тогдашняя наша родина. Или говоря «другой», я подразумеваю советского обывателя? Наверно, именно так. И все-таки! Аветик (баритон) и его жена Валя были словоохотливыми и легкими людьми. Аветик рассказывал о старом Иерусалиме, который окружен крепостной стеной, об арабском, еврейском и армянском кварталах. «Знаете, эта крепость в Баку, как слепок старого Иерусалима. Все в миниатюре, но похоже. Особенно похоже на арабский квартал». «Аветик, а ведь я не была в крепости. Ты ходил туда, а я не могла пойти. Была занята», — сказала Валя. «Так пойдем сейчас, Валюш! А вы, Даниил?» «Пойдемте», — охотно согласился я, надеясь на чудо.

Мы вошли в один из нескольких входов, ведущих внутрь крепости. Узкая улочка кружила между обшарпанных каменных строений, которые трудно было назвать домами, а домишками или домиками — не подходило из-за ложной интонации. Они служили и служат жилищем для людей. Кто знает, сколько веков назад были построены эти дома из горных камней и глиняных кирпичей. Наверняка, когда-то здесь был богатый район города, или, по крайней мере, здесь обитали зажиточные ремесленники. Пришли революция и гражданская война, выгнав из родимых гнезд коренных жителей крепости, разделив каменные строения на комнатушки и коммунальные квартирки или оставив, как надежду на лучшее будущее, две-три комнатки отдельной квартиры прежним хозяевам. Запустение царило внутри крепости. И однако здесь жили люди, по улочке бегали ребятишки, гоняя мяч или прыгая через веревочку, мимо нас проходили молодые люди, наверняка, студенты и студентки, одетые вполне современно. Они громко смеялись и были счастливы своей молодостью.

Мы шли по улочке Асафа Зейлы. Был такой писатель. Улочка закручивалась и увлекала нас вглубь крепости, увенчанной башней. «Это Девичья Башня», — сказал прохожий, наголо бритый бородач с хозяйственной сумкой в правой руке и папиросой «Казбек» в левой. На Кавказе считалось модным курить папиросы «Казбек». «А дальше — минарет. Правда, мечеть разрушена белогвардейцами», — добавил бородач. Мы не знали, что сказать, поблагодарили и пошли дальше. Из открытого окна двухэтажного дома доносились звуки рояля. Что-то заставило нас остановиться. Уверен, что у каждого на то была своя причина. Как часто разные причины заставляют людей делать одно и то же! Мы приблизились к открытому окну, которое было на уровне наших глаз. Стоял полдень. Зимнее (все-таки зимнее) солнце скатилось по крыше дома, стоявшего напротив, скользнуло в звучащее окно и осветило комнату. За роялем вполоборота сидела Сорейя. Она играла и записывала сыгранные музыкальные фразы. Потом повторяла отрывок, что-то меняла (вписывала, вычеркивала) в большой тетради (нотной) и шла дальше. Я услышал колокольчики верблюдов, скрип песка пустыни, звон родника и предсмертное блеяние белой овцы, которую праотец Авраам приносил в жертву Всемогущему, чтобы тот когда-нибудь примирил его сыновей: Измаила и Исаака.

Август-сентябрь 2003, Провиденс