Белые паруса. По путям кораблей

— Выходит, ты спортсмен-профессионал? Как при капитализме? — заговорил молчавший Филя.

— При капитализме! — передразнил Шутько. — Балабонит, не знай что. Я для советского спорта стараюсь. Побольше, чем ты.

Грубый тон разозлил Михаила. Ответил тоже сердито:

— Вряд ли! Ты на спорте деньги зарабатываешь.

Смутить Сеньку не так-то легко.

Он спокойно ответил:

— А что такое! Раз платят, значит, так сказать, по закону, ничего плохого нет. Деньгами, честно заработанными, как хочу распоряжаюсь. Захотел погулять и погуляю, никто мне не указ.

— Ну, хорошо, а когда гоняться надоест? Не век же рулевыми на яхте сидеть.

— Надоест гоняться, тренером буду, или спортивным начальником на хорошем окладе, — уверенно ответил Шутько Михаилу. — Мало ли их при спорте — начальников! Про Москву уж не говорю, там большие тысячи получают, за границу в командировки ездят, а и у нас тоже — инструкторы, инспекторы и разные прочие.

— Поживем — увидим, — вмешался дядя Пава. — Моя думка такая, что спорт — дело общественное и чем дальше, тем больше в нем не платные начальнички, а общественность заправлять будет.

— Поживем — увидим, — в тон повторил Шутько. — Много с твоей общественности возьмешь! Каждый деньгу сорвать норовит, на том мир поставлен,

— И мы, по-твоему, ради денег стараемся?! — не выдержал Михаил.

— А мне наплевать, как хотите. Мне ваши дела ни к чему. Пока что моя задача, так сказать, в «звезды» всесоюзного класса выйти.

— Правильно, голуба! — воскликнул Приклонский, боявшийся, что разговор примет слишком острый характер, кончится ссорой, которая расстроит чемпиона перед гонками. — Приветствую такое намерение. Нынче ты должен показать класс.

— А что! И покажу. Это, — сердито глянул на дядю Паву, — не языком болтать.

Считая беседу оконченной, поднялся, пошел к своему шезлонгу. Улегшись в нем, задремал, полностью отдался пищеварению.

Общий разговор оборвался, остальные яхтсмены занялись, кто чем.

Костя так и не просыпался. Нина сидела у борта, поглядывая в морскую даль, следя за чайками, которые не отставали от парохода.

Михаил подошел к девушке, заговорил с ней. Она отвечала неохотно, односложно. Видя, что беседа не налаживается, постоял немного в неловкости и оставил Нину одну.

А «Перекоп» тем временем плыл и плыл — шумел за кормой винт, ухала машина. Из морского залива пароход попал в лиман с низкими болотистыми берегами, мутноватой желтой водой. До Корабельска оставалось совсем недалеко.

Проигранные гонки

Корабельск — город судостроителей, моряков, парусный спорт здесь любят, ценят, каждые соревнования по парусу превращаются в своеобразный городской праздник. Когда наши яхтсмены прибыли в спортивную гавань, она выглядела торжественной и веселой. Десятки спортивных и любительских судов различных форм и размеров сновали по широкому лиману, блестел ослепительно-белыми бортами и кремовой палубой судейский катер, бойко полоскались на ветру флаги расцвечивания, которыми была иллюминована высокая веранда яхт-клуба. С веранды открывался привольный вид на полные зрителей трибуны, на лиман, на дрожавшую в мареве степь. Духовой оркестр играл бодро, сгустки щедрого солнца вспыхивали в изгибах труб, бас-геликон крякал на остальные инструменты, подавляя их творческую индивидуальность. Время от времени спохватывался репродуктор и начинал бормотать что-то такое, чего никто не мог понять.

От трепещущих флагов, солнца, множества людей в легких нарядных костюмах, волнующее чувство подхватило и понесло Михаила. Ожидание необычного, хорошего, затомило сердце.

— Знаешь, — он доверчиво наклонился к стоящей рядом Нине, — мы сегодня первое место займем, вот увидишь, обязательно.

Она с легкой насмешкой улыбнулась его восторженному тону, а у самой поблескивали глаза.

Подошел Костя, с хрипотцой проговорил:

— Пойдем на «Шалунье». «Посуда» что надо, — кивком показал на чистенький «дракон» у пристани.

Денег на перевоз своей «посуды» завод не дал, как ни старался Приклонский. Гоняться яхтсмены должны были на судах, предоставленных хозяевами гавани.

— Да, как будто неплохая, — согласился Михаил.

Нина молча оглядела «Шалунью» и так же молча отвернулась, не сказав ни слова в ответ. Девушка все-таки решила позлить Костю, пусть не думает, что может безнаказанно обижать ее. Она видела, что он ищет пути к примирению и искреннее раскаяние Кости давно смирило ее гнев, сердилась она больше так, что называется, ради порядка.

Костя нерешительно переступил с ноги на ногу и отошел. Он чувствовал себя глубоко виноватым, был готов загладить вину, хотя попытки его не удавались — Нина не обращала на него никакого внимания, разговаривала только с Семихаткой. Впрочем, главные надежды он возлагал на гонки — тогда, в совместном плавании, все станет на свое место.

Выспавшись, Костя чувствовал себя лучше, чем утром, но голова все-таки побаливала, тошнотворный вкус во рту оставался.

До начала гонок — около часа. Яхтсмены собрались возле нарядного яхт-клубовского павильона. Говорили мало, обменивались короткими, односложными фразами.

Сенька вышел из павильона сияющий. Игриво толкнул дядю Паву в бок.