Он подошел к парте и сгреб в рюкзак Марти все тетради. Закинул его на плечо, подхватил сначала Никин портфель, а потом и свой и вразвалку направился к двери.
– Мои курочки? Гулять! Хотите мороженого?
И мы реально просто взяли и ушли под вопли, визги, слюни и сопли «плебеев». За нами так и закрепились «волчата», но докапываться до нас побаивались, выбрали тактику попроще. Нас не существовало. Как и Норки, звезды олимпиад по математике. И полной застенчивой Снежи, сочинявшей стихи. И Васьки, рисовавшего комиксы. Он рисовал здорово. Правда, заикался – и его дразнили дебилом. Так и жили. Дебилы, ботаники, жирдяи, волчата и «нормальные». Плебеи.
В пятом классе пришла Ася. Тихоня-музыкант с легкими, нелепо высоченными белыми хвостиками, перетянутыми детскими резинками hello kitty. Эти резинки с рынка орали о нищебродстве громче, чем тусклые свитера с катышками. Железняковы переехали с Урала. Переезд, видно, стоил дорого.
К тому времени в классе уже все произошло. Это в биологии называется «географическая изоляция». Ну, третий ряд состоял из ботанов, дегенератов и страшил. Там сидели, например, мы трое, Снежа, Вася, Дрыщ (Вова, маленький и бледный, какая-то болезнь сосудов) и жидовки (хотя и христианки!): Норка и Лорка Герц. В ряду было всего одно свободное место. За второй партой, рядом с Максом.
– Ребята, принимайте! – Анна Петровна, новая, еще почти не пуганная руководительница пятого «А», улыбнулась. Она держала смуглую, унизанную кольцами руку на плече невысокой блондинки в блузке и юбке. – Ася Железнякова, новенькая. Приехала к нам из краев изумрудов, аметистов, руд…
– Железяка! – тут же заржали в среднем ряду. – Руда – это ж железо, да?..
– Надеюсь… – у классной побелели губы, но она, стойко игнорируя вопрос, продолжила: – Ей будет тут хорошо, и она найдет друзей. Асенька, садись.
Девчонка испуганно заозиралась. Наткнулась на взгляд Андрея Шанского, Шакала. Тот плотоядно улыбнулся и ухитрился даже сидя изобразить пару возвратно-поступательных движений тазом. Алина и Умка захихикали. Четверо парней их поддержали. За всем этим с интересом наблюдали висевшие на желтых стенах портреты писателей. Гоголь хмурился, Пушкин сочувствовал, Достоевский осуждал. А впрочем, он все осуждал, без разбора.
– Ася, выбери место. – Анна Петровна прошла к столу и взяла журнал. Руки у нее дрожали. Ника видела это по тревожному переливу камешков в кольцах.