Колдунья Маи была злая – не описать насколько. Она много в свое время горевала из-за настоящих бед и выдуманных глупостей, и вот доброты в ней не осталось ни капельки. Когда-то капелька была, но этого не помнил уже никто.
Хотя Маи ослепляла красотой, даже красота была ненастоящая: колдунья крала ее, заколдовывая детей. На самом деле лет или лун ей было сотни, а может, тысячи. У Маи не было ни дома, ни друзей, ни врагов. А может, все были ее врагами, во всяком случае, не любил ее никто.
Иногда Маи встречала рыцарей и волшебников: жаждущие подвигов, они сами искали ее, надеясь победить в честном – а некоторые и в нечестном – поединке. Но Маи была непобедима. Рыцарей она, скучая, превращала в лягушек, а волшебников – в черных лебедей. Трудно сказать, почему ей так полюбились эти птицы. Может, потому что их можно было запрягать в большую тучу, на которой она летала, или потому, что Маи нравилось, как хрипло и противно они кричат, пытаясь вырваться.
Не раз с Маи сражались прекрасные принцессы и девочки из заколдованных королевств, но ничего не получалось и у них. Для них у колдуньи была своя участь: они превращались в цветы и годами украшали чужие балконы. Но одна девочка – из королевства весьма и весьма неволшебного – оказалась хитрее.
Вероника Винчестер жила в непримечательном городочке Сомнамбул. Там было все для тех, кто устал от приключений или боялся их: благовоспитанные жители, ровные дороги и дождь строго по расписанию – два часа после обеда. А еще в городе было много библиотек, но книжки – под стать всему остальному. Толстые, пыльные, без картинок.
Не сказать, что жители городка были несчастливы. Нельзя даже сказать, что они были скучны. Просто они не верили ни книгам, ни снам, зато верили своим часам и никогда не откладывали дела на завтра. Этому учили и детей. Но Веронику научить почему-то не очень получалось.
Вероника опаздывала в школу и недоучивала параграфы в учебнике. Каждый вечер Вероника забиралась на крышу дома и смотрела на звезды, где кто-то пил чай. Она ждала, не пролетит ли Космический Ветер. Ведь тогда можно попросить забрать ее с собой, в какой-нибудь более веселый город. Но все пролетающие ветры были чужими, и им не было дела до какой-то девочки. Разочарованная Вероника ложилась спать и видела сны, прекрасные и ужасные.
Однажды Вероника узнала, что в городке пропал рыцарь. Об этом немудрено было узнать: вообще в Сомнамбуле почти ничего не случалось; каждый новый светофор был событием. Зато если вдруг случалось что-то позначимее, судачить начинали все – и на улицах, и в школах, и в лавках, и даже в библиотеках, где вообще нельзя разговаривать. И вот Вероника услышала:
– Чудак. Он полюбил принцессу-художницу, еще когда она приезжала с выставкой!
– Вот так, с первого взгляда? Нонсенс!
– А принцессу-то теперь заточила в Хрустальном Лесу сама Маи.
– Он что, поехал спасать ее?
– Фи, как глупо.
– Ну даже вульгарно! Спасать!
– И что же, так и не вернулся?
– С прошлого Праздника Новой Луны о нем ни слуху…
– Бедный малый. Мог ведь быть славным стражником.
– А стал славной лягушкой.
Вероника загрустила, ей жалко было храброго рыцаря. И вдруг она поняла: вот, вот что ей нужно! Подвиг! Если она освободит всех, кто попал под чары Маи, ее, конечно, перестанут держать в Сомнамбуле и говорить, что делать. И параграфы учить больше не придется. Вероника крепко задумалась. Все-таки она была хоть и чудаковатой, но жительницей своего города – города толстых и пыльных книг. С них она и начала.
В библиотеке Вероника прочла очень-очень много; от пыли у нее начали болеть глаза, покраснел нос, и она постоянно чихала. Но все, что она находила, – описания заклинаний, страшных ведьминых преступлений и иногда совершенно посторонние вещи вроде чьих-то волос, ногтей и перьев. Вероника почти отчаялась, идя в Самую Темную Комнату – дом старейших книг.
Нет, не книг, а Книг. Они боялись света, потому что были древними; читать их разрешалось лишь с маленькой свечой. Вероника, в свою очередь, боялась темноты, потому что была маленькой, и даже спала, не гася свечку. Ох, она испугалась, когда, едва войдя в Самую Темную Комнату, услышала шелест сотен страниц. А потом одна Книга со стуком упала с полки и сама поползла навстречу. За собой Книга волокла оборванную цепь. Вероника наклонилась, открыла первую страницу… и нашла то, что искала.
В Книге было много непонятного, но одно Вероника поняла точно: Маи, как и все злые колдуньи, не держала сердце при себе, чтобы каждый встречный мог его пронзить. Маи спрятала сердце в самом, казалось бы, неожиданном месте – в пещере неподалеку от родного городка. А где родилась Маи? Позор Сомнамбулу, позор его спокойному строгому бургомистру и шестерым его пра-пра-пра-прадедушкам; Маи родилась здесь, много-много лет назад!
Вскоре маленькая девочка, уже возомнившая себя храбрым победителем колдунов, спешила к окраине. Жаль, Вероника, как и всегда, была очень-очень невнимательной, пока читала Книгу. Пещеру Маи охранял дракон. На этом можно было бы закончить историю. Она стала бы хорошим уроком всем невнимательно читающим девочкам и вообще бестолковым детям. Но именно таким девочкам почему-то везет.
Благовоспитанные жители Сомнамбула очень удивились и возмутились бы, узнай они, что по соседству живет такое малоприятное создание, как Дракон. И это несмотря на то, что Дракон был тоже очень благовоспитанным. Чтобы никому не мешать, он не нападал с рыком на окрестные селения и не пожирал жителей. Вместо этого он закидывал каждое утро сеть в озеро; именно поэтому там никому, никогда не удавалось выловить ни одну рыбешку, а о Драконе никто не знал. Так все и жили – воспитанный городок, не менее воспитанный Дракон и озеро без рыбы.
Вероника тем временем уже подошла к пещере – конечно же, мрачной, холодной и неприветливой – и хотела войти. Но тут…
– Девочка, а девочка, тебя что, не учили стучать? Где твое воспитание? – Большой лиловый дракон с книжкой в лапе хмуро перегородил ей проход. – Что тебе тут нужно?
Вероника никогда не видела драконов, более того, не подозревала, что дракон может где-то попасться. Испугавшись, она не стала ничего выдумывать, а сказала правду:
– Сердце колдуньи Маи.
Дракон нахмурился еще больше. Веронике это не понравилось: он хмурился совсем как папа. Потоптавшись немного, она на всякий случай скромно добавила:
– Пожалуйста. Вам ведь, наверное, тоже не нравится здесь сидеть и охранять его?
Дракон почесал подбородок короткой лапой. Потом пожал плечами:
– Ты странная девочка. Как тут может не нравиться? Тихо, никто не шумит. Дождь по расписанию. Все по расписанию. Здорово.
– Ужасно! – возмутилась Вероника. – Скучно!
– Как посмотреть, – философски откликнулся Дракон. – Тебе скучно, потому что за тобой никто с мечом не гонялся. А я вот устал. Так что проваливай отсюда подобру-поздорову уроки учить. Сердце я бы тебе и не смог отдать, даже если бы захотел.
– Почему?
– А я его съел.
Вероника шмыгнула носом. Все насмарку! Как теперь победить Маи? Вероника не уходила и хмурилась, и Дракон тоже хмурился: все-таки он был очень вежливым. И когда Вероника шмыгнула носом особенно громко, он вдруг сказал:
– Она раньше такая не была – Маи. Я знаю.
Вероника фыркнула, тихо и обиженно:
– А какая же? Добрая, что ли?
– И добрая она тоже не была.
– А какая была?
– Никакая. Как все.
Вероника обиделась и топнула ногой:
– Я – не никакая!
– Вот никакие это обычно и говорят, – отозвался Дракон. – Она тоже говорила. Говорила, говорила… А впрочем, заходи. У меня чайник вскипел.
В пещере они пили душистый сливовый чай из фарфоровых чашек белого цвета. С ровными-ровными кубиками сахара – тоже белого цвета. И с белым-белым шоколадом. А Дракон рассказал девочке странную историю.
…Маленькую девочку звали Майей, и ей грустно было в родном городке. Здесь ее заставляли учить параграфы, ложиться спать в одно время, а еще здесь не было книжек с картинками и приключениями. Девочка выросла в девушку. Но по-прежнему почти каждую ночь – прежде чем ее гнали спать – она шла на крышу и звала Космический Ветер. Просила забрать ее с собой.
Однажды Ветер сжалился, и с неба Майе в руки упало белое лебединое перо. Перо было волшебным, исполняло желания. Ура! Первое, что загадала девочка, – улететь как можно дальше, улететь, улететь! Желание сбылось.
Улетая, она не заметила, что уголок белого пера почернел. Волшебство Ветра не любит плохих поступков, а поступок-то получился плохим. Ведь Майя никому ничего не рассказала и не знала, как сильно плакала ее мать, узнав, что дочка пропала. Майя слишком торопилась увидеть дальние дали и показать всем, какая она – девочка из обыкновенного города – необыкновенная.
Но вот беда, жителям всех городов, куда она прилетала, Майя казалась обычной и даже не самой приятной девушкой. Ее не звали на балы: она была не очень воспитанна, хоть и хороша собой. В нее не влюблялись все подряд встречные юноши: им хватало своих красавиц. Трубадуры не писали Майе стихов, и сама она писать стихи не умела. В общем, вся ее необычность заключалась в том, что она сбежала из мест, где жила, и всегда очень дурно о них отзывалась. Никто ее не замечал, а если и замечал, то не так, как бы ей хотелось: пытался воспитывать и давать советы. Как дома.
В конце концов Майя – а к тому времени, чтобы стать хоть чуточку необычнее, она стала звать себя Маи, – вспомнила о волшебном пере. Желания, которые она загадывала, становились все хуже, хуже. Она требовала любви, стихов, подарков, подвигов, дружбы прекраснейших королев. Но все это не длилось долго: поработает волшебство, и человек его сбросит, потому что очень уж Маи резка. И тогда она решила отомстить. Прекрасных королев она превратила в змей или цветы, рыцарей – в лягушек, бессчетные свитки стихов сожгла. Стала злой колдуньей. Какая она и сейчас.
Вероника задумалась, допила чай, а потом спросила:
– Но ведь это не оправдывает того, что она делает плохие вещи? Делать плохие вещи, чтобы быть необычной, – плохо. Лучше делать хорошие и…
Она запнулась. Она не хотела прибавлять «…быть обычной». Она не была уверена, что правда думает так, сильно-сильно засомневалась и огорчилась. Дракон предложил ей еще чашку чая с аккуратным кубиком сахара, но Вероника отказалась. И ушла. Здесь тоже можно было бы окончить историю, и она стала бы хорошим уроком всем девочкам и мальчикам, которые так хотят быть необычными, что забывают: важнее быть хорошими. Но так тоже не случилось.
Бедная Вероника, не зная, что делать, побрела вдоль озера к городу. Она еле передвигала ноги: возвращаться не хотелось. И она все думала, как, ну как же теперь победить Маи? Если ее сердце съел дракон, а она жива-здорова?..
– Все потому, девочка, что нет у нее сердца. И не так просто ее победить.
Вероника подпрыгнула – так испугалась. Кто, кто с ней заговорил? А это была толстая лупоглазая лягушка, которая сидела в озере на белом камешке.
– Фу, – сказала Вероника, забыв о том, что она вежливая девочка.
– Никакое не фу, – обиделась лягушка.
Белый камешек зашевелился и начал странно дергаться, вылезая из воды. Лягушка спрыгнула в воду. Вскоре Вероника увидела, что перед ней всего-то длинношеий лебедь с очень красным клювом. Лягушка (хотя, судя по голосу, лягушк, мальчик, а то и мужчина) снова уселась у лебедя на спине. Оба смотрели на Веронику с любопытством.
– Ты ведь пришла убить ее, маленькая девочка? – грустно спросил лебедь.
– Ну да, – настороженно отозвалась Вероника. – А вы кто такие?
– Я рыцарь. – Лягушк выпятил грудь.
– А я волшебник, – склонил голову лебедь. – Профессор. Доктор наук, вообще-то.
Тут Вероника поняла:
– Вас заколдовала Маи?
Оба кивнули, а лебедь добавил с гордостью:
– Не смогла сделать меня черным. И в упряжку не взяла. Вот и сиди теперь здесь, ешь улиток да пиявок, якшайся не пойми с…
– Не очень-то и хотелось, – ответил ему лягушк, а потом представился: – Сэр Саймон. Блистательный. А он просто Енсенуан.
– Доктор Енсенуан, – хлопнул крыльями лебедь. – Ну… почти доктор. Кандидат.
И тут Вероника снова догадалась:
– Так это ты пропал! – ткнула она пальцем в сэра Саймона. – И про тебя сплетничают в городе! Ты влюбился в принцессу и…
– Так ты влюбился в принцессу? А мне сказал, что героически дрался! – Лебедь довольно, скрипуче загоготал. Вероника явно сделала что-то не то; ей стало стыдно, и она сказала, видя, что лягушк совсем приуныл:
– А что мешает влюбиться и драться одновременно?
И тут сэр Саймон тихо, совсем тихо сказал:
– Ах, если бы только я мог ее спасти. Если бы только… она бы меня поцеловала, и я бы, может, стал обратно человеком, и я бы…
– А если кто-нибудь поцелует меня, я тоже стану человеком и смогу дописать диссертацию? – спросил с интересом лебедь.
– Она и тебя поцелует, она такая добрая! – щедро уверил его сэр Саймон.
– Так что же ты сразу не сказал? – заволновался лебедь, забил по воде крыльями. – Летим спасать твою лягушку!
– Мою принцессу! – поправил его лягушк, цепляясь за перья.
Оба приятеля пришли в такое страшное беспокойство, что напрочь забыли про Веронику. Лебедь уже начал подниматься на крыло, когда девочка пришла в себя, поняла, что кое-что придумала, и закричала:
– Меня с собой возьмите! Я легкая! Правда, легкая!
Лебедь соображал быстро – не зря же ученый. Он просто поддел Веронику крылом так, что она упала ему на спину и вцепилась в шею. Она едва не раздавила маленького сэра Саймона. Квакая, он сердито полез ей за пазуху и устроился там. Бр-р-р! Вероника чуть не свалилась. Но ей слишком хотелось попасть в приключение, чтобы вот так глупо и быстро из него выпасть.
Лебедь полетел. Быстро-быстро он поднимался над синим озером в синее небо, стараясь успеть до того, как начнется плановый дождь. И он успел. И встретился ему на пути Космический Ветер, который тут же подхватил путешественников и понес. Быстрее и быстрее, мимо мерцающих светил, по Белой Долине. Пролетали они и мимо меня, так, что с меня упала шляпа, – с тех времен я и ношу ее на ленточках под подбородком.
На самом деле ни доктор Енсенуан, ни Ветер не знали, куда лететь. Эта история могла бы кончиться прямо здесь, став хорошим уроком всем мальчикам и девочкам, лебедям и лягушкам, отправляющимся путешествовать без компаса. Но так не случилось.
Ветер заскучал и бросил их. Лебедь полетел дальше через сине-черную пустоту, и от его крыльев так искрило, что зажигались новые звезды. Доктор Енсенуан устал, ведь волшебником он был тихим и кабинетным, бегать не любил, а уж летать…
– Домой хочу, девочка. К лягушкам… к пиявкам… – Разве что язык не вывалил.
Но сэр Саймон был бодр. Он прыгнул лебедю на макушку и стал его подбадривать:
– Ну же. Ну давай же. Не зря же мы с тобой выбрались. Не зря же принцесса ждет. Вот выведем ее из леса и…
– А знаешь ты, сколько в мире лесов, дурень? – проворчал доктор Енсенуан. – Вот мой знакомый делал об этом доклад, и их двести тридцать миллиардов триста миллионов семьсот семьдесят восемь… – Лебедь только крылом махнул и добавил: – А сто тысяч из них – Хрустальные. По статистике.
– Но принцесса-то у меня одна, без всякой там ста… стот…
Сэр Саймон сказал это тихо, приложил лапку к груди и еще тише зашептал:
– Мое сердце. О мое бедное влюбленное сердце… Направо, друг мой, направо. И осталось нам девять планет.
Доктор Енсенуан даже шею попытался на него вывернуть.
– По какой формуле ты посчитал это?
Сэр Саймон молчал. Вероника взяла его в ладошки, почувствовала, как колотится крошечное лягушачье сердечко, и сказала:
– Я тебе потом покажу. Лети… – Она поправилась: – Летите, доктор!
И доктор Енсенуан полетел.
Он летел не очень долго, может, потому что очень быстро. Планеты: огненная, три конфетные, ракушечная и какая-то покрытая шатрами – оставались позади. Потом осталась булатная, потом водяная и наконец…
– Мы здесь! Мы прибыли!
Маленькая планетка, на которую спускался усталый лебедь, была покрыта густым черным лесом. В сумраке листвы и иголок переливались радугой хрустальные стволы.
Путешественники спустились к узенькой речке. Лебедь поймал несколько рыбок, но Вероника отказалась есть их сырыми, а разводить костер было страшно, да и нечем. Так что профессор с рыцарем поужинали вдвоем, урча от удовольствия. Вероника только сорвала себе немного черники, пожевала ее и уснула голодной. К тому же было холодно, пусть лебедь и укрыл ее пушистым крылом. И сыро: трава оказалась росистой. А в чаще, которая начиналась в паре шагов, ухали птицы, подвывали звери. Вероника подумала (не в первый раз), что как-то это неудобно – приключения. И что если она простудится, никто не даст ей грелку и малиновый чай. А мама, наверное, тревожится.
Проснувшись утром, Вероника увидела перо. Простое, черное, оно плыло по воде, но зачем-то девочка его поймала. Длинное-длинное перышко, такое красивое, что…
– Как в моем хвосте!
Это проснулся профессор. Сэр Саймон тоже проснулся. И они отправились в путь.
Вообще-то пути особо не было, только влюбленное сердце сэра Саймона: он прыгал впереди, легко перебираясь через кочки и кустарник. Лес был дремучий, неприветливый. Он цеплял ветками Вероникины волосы и одежду. Вероника то и дело вздыхала, у нее даже наворачивались на глаза слезы.
«Хочу домой, – думала она, отмахиваясь от комаров. – Домой. Мне-то зачем эта дурацкая принцесса?» Но потом она вспомнила, как колотилось под ее руками маленькое сердце сэра Саймона. И подумала о том, как грустно и одиноко принцессе блуждать среди деревьев. Что, если принцесса день за днем ест только чернику, а то и сырую рыбу?! А ведь принцессы не такие выносливые, как простые маленькие девочки. Принцессам, чтобы жить, нужны пирожные и фрукты… и подушки… и принцы…
Вероника прибавила шагу. Она даже не заметила, что краешек пера, которое она зачем-то вставила в свои волосы, побелел.
Снова наступила ночь. И не было по пути никакой принцессы, и даже реки, чтобы напиться. Трое попытались сложить костер, но все отсырело, сухих веточек оказалось не найти. Доктор Енсенуан устало раскинул крылья, и Вероника с сэром Саймоном примостились поблизости. Девочка начала очень быстро засыпать, даже несмотря на то, как хотела есть. Но сквозь сон она еще слышала, как говорят рыцарь-лягушк и волшебник-лебедь:
– Я не спрашивал. А была у тебя семья?
– А ты думал? Конечно! Мои книги! И библиотечные книги! И еще книги, которые…
– Эх. Так вот почему ты формулу мою не знаешь.
– Я знаю все формулы! – Лебедь даже зашипел тихонько.
– Какой ты странный… потише, ну. Девочку растревожишь.
Вероника уснула. Она не видела, что еще больше побелело черное перо от звуков лягушачьего голоса. И не слышала, как грустно шумят черные деревья Хрустального леса.
На следующий день было тепло и солнечно, так что Вероника совсем забыла об усталости. У нее почти ничего не болело; она первая проснулась, нарвала черники и даже поймала немного мух, жирных слизняков и прочей вкуснятины для своих друзей. Ей отчего-то стало хорошо. Приключение опять начало нравиться. Она удивлялась самой себе, но когда проснулись и заулыбались профессор и рыцарь, – перестала. Дело ведь не в том, какое приключение. А в том, с кем его делишь.
Снова они отправились в путь. Лес был все такой же дремучий, и так же назойливо цеплялись за Вероникины волосы ветки. Но отовсюду лился нежный солнечный свет, и от этого легче было идти. Сэр Саймон запел старинную рыцарскую песню. Он пел красиво, как ни одна лягушка во всем Темном мире. Вероника заслушалась и неожиданно подумала с тоской и даже завистью: «Жаль, я не принцесса. Если бы меня кто-нибудь так искал и любил». Но потом она подумала, что, чтобы тебя любил такой рыцарь, как сэр Саймон, недостаточно быть принцессой. О той, кого заперла в Хрустальном лесу Маи, говорили столько славного: была она и умница, и художница, и радость родителей. И не понравилось Маи, как принцесса изобразила ее, а ведь принцесса просто увидела дыру у колдуньи в груди. Так бедная принцесса и стала пленницей, и не просто пленницей. Все забыли даже ее красивое имя. Может, Веронику тоже полюбит какой-нибудь рыцарь… да, наверняка. Просто нужно подождать.
И еще побелело перо. Оно было белым уже наполовину.
А потом лес вдруг закончился. Растаяли последние деревья, и в то же мгновение зарядил косой дождь. Просто разом затянулось все небо, и ливень злобно зашипел на пенящееся серое озеро. Оно тянулось там, впереди. Сэр Саймон открыл рот и поднял лапку к груди. Но ничего сказать он не успел, а успел только тихо, испуганно квакнуть.
На краю берега стояла колдунья Маи.
Она была в белом, она была черноволоса, а глаза ее были фиалковые. О, она была необычной; наверное, это стоило ей колдовства, какое и не снилось другим ведьмам. Она завораживала, и завораживающим был ее острый взгляд.
– Вас двоих я видела, – сказала колдунья и посмотрела прямо Веронике в лицо. – А кто же ты, моя… землячка?
Веронике стало холодно от этого слова – так, что она прогнала страх, выступила на два шага вперед и сердито заявила:
– Нет тебе места в нашем городе. Ты нам не землячка! Отдай принцессу!
Колдунья засмеялась, ничуть не обидевшись.
– Мерзкая маленькая нахалка, – пропела она. – Из тебя получится хорошенький куст чертополоха. Или репейника. Или…
– Отдай принцессу, Маи!
Это грозно проквакал сэр Саймон, прыгнув вперед. Прекрасная колдунья смерила его взглядом, поморщилась и бросила:
– Что? Да ты даже имени ее не знаешь. Вечно вы, глупые существа-мужчины, гонитесь, не зная за чем. Ну, милый лягушонок?
Вероника была уверена, что она не права. О похищенной принцессе и правда помнили всё, кроме всего-то одной вещицы – ее имени, такого звонкого, нежного. Но сэр Саймон…
– Я слышал его во сне, слышал… – Но как же беспомощно звучал его голос.
Колдунья Маи улыбнулась:
– Так назови.
Сэр Саймон молчал. Он вспоминал, весь ушел в память и потерял осторожность. Колдунья Маи подняла с земли булыжник и швырнула в него.
– Не смей! – взвизгнула Вероника и бросилась вперед.
Но раньше нее с колдуньей поравнялся лебедь, и, шипя, раскинул крылья, и забил ими что есть сил. Еще он, кажется, ущипнул Маи за ухо, потому что она вскрикнула и впилась когтями ему в горло:
– Ах ты, вонючий. Скользкий. Мерзкий. Белый…
При каждом слове она встряхивала заколдованного волшебника и все сильнее сжимала пальцы, а дождь хлестал и хлестал. Бил он и по щекам Вероники, цеплявшейся за белое колдуньино платье. Вероника слышала, как хрипит бедный доктор Енсенуан; ей было очень страшно, и она дергала, дергала ткань, пытаясь дотянуться до рукава.
– Да уйди же ты, глупая девчонка!
Колдунья ударила Веронику коленом в живот и швырнула в озеро. Вода оказалась горькой, тяжелой и липкой, как испорченная манная каша. Вероника захлебнулась, ушла по самую макушку, но испуганно распахнула глаза, ощутив, как что-то еще и схватило ее за руку. Что-то, так похожее на пальцы, что Вероника закричала бы, будь у нее воздух. Девочка повернула голову и увидела бледное лицо в обрамлении рыжих волос – ярких, знакомых медово-рябиновых кудрей. Вероника знала: эти кудри принадлежали…
– ИЗИЛГУР!
Имя всколыхнуло воду. Веронике, которая потихоньку лишалась чувств, показалось, что даже разрезало. Такие мелодичные буквы, такие кружевные…
– Изилгур, прекрасная Изилгур…
Все тише звучал голос в ушах Вероники. А потом чьи-то руки подхватили ее и понесли. Бедная путешественница так и не смогла потерять сознание, хотя лучше бы потеряла. И это было бы еще одним хорошим уроком о том, как скверно убегать из дома с незнакомцами. Но нет.
Дождь лил. Колдунья Маи исчезла. Наверно, она довольно наблюдала, став тенью. Ведь она уже сделала все, что хотела. Заколдованная принцесса с девочкой на руках прошла мимо плававшего в воде трупа лебедя на берег, к полураздавленной булыжником лягушке. Здесь она опустила Веронику. Ее нежно-серые глаза остановились на маленьком существе, повторившем:
– Моя прекрасная Изилгур…
Вероника, кинувшаяся к сэру Саймону, успела почувствовать последний удар крошечного сердца. Изилгур задрожала.
– Ох, девочка… зачем же ты привела их меня спасать?
Вероника ничего не ответила принцессе. Повернулась и побежала в лес.
В лесу дождь сразу кончился, зато вернулись колючие ветки. Но Вероника бежала, долго-долго, спотыкаясь, падая и глядя куда-то в пустоту перед собой. Вероника плакала, и ее слезы терялись в росе.
Вероника ненавидела себя, такую слабую и трусливую. Права принцесса: она сорвала доктора и рыцаря в приключение, потому что, видит Космический Ветер, она так хотела это приключение! Что она себе думала? Думала ли хоть что-то? Но ведь… Но ведь она не думала, что все будет так плохо! Не думала, что кто-то погибнет. Не думала, что…
– Приключения могут быть плохими. В жизни только так и бывает.
Колдунья Маи стояла перед ней – красивая, белая, с фиалковыми глазами. Стояла и смотрела с ласковым пониманием. Вероника замерла шагах в шести и ничего не сказала.
– Бедный ребеночек, – прошептала колдунья, тоже не двигаясь. – Кто же теперь отвезет тебя домой? Крылатый больше не летает…
Вероника молчала. Колдунья все-таки сделала шаг навстречу:
– Я могла бы… ты попросишь? И принцессу отдам, не нужна она мне. Слишком много вы из-за нее натворили. Зависть берет: если бы кто-то так спасал меня!
И на это нечего было сказать. Вероника подумала вдруг, что совсем-совсем не хочет возвращаться. Даже спасительницей принцессы. Да и что за глупости, девочки не спасают принцесс!
– Зачем, – едва шевеля губами, шепнула Вероника, – ты убила их? Если тебе не нужна принцесса.
Маи подошла еще немного и посмотрела в самую душу:
– Они славные. Храбрые. И верные. Ты права. Но почему они решили, что вправе мешать мне и судить меня?
Но это не звучало уверенно и зло. Это напоминало скорее жалобное оправдание вроде «Да, я не доучила параграф по географии, но почему он такой скучный?» Такие неравнозначные вещи. И такой похожий тон. Вероника покачнулась. Ей стало тошно.
– Так убей и меня! Ведь и я тебе помешала!
Но колдунья миролюбиво покачала головой:
– Ты? Ты похожа на меня, глупое дитя. Думаешь, я тебя за это накажу?
Нет! Нет! Не похожа, нет! Вероника оцепенела. А Колдунья приблизилась еще на шаг. Снова на губах появилась нежная улыбка:
– Хочешь – я верну тебя домой. Хочешь – возьму в ученицы. Хочешь – отправлю на любую планету, какую ни пожелаешь. Твоя воля. Добрая воля. А взамен всего лишь одно…
– Что ты хочешь? – Вероника всхлипнула. – Потому что я не хочу ничего!
Последним шагом колдунья оказалась рядом и протянула руку:
– Отдай свою безделушку. Это славное перышко!
Вероника отпрянула. Изящные пальцы Маи схватили только воздух. Вероника вскрикнула, быстро выпутала перо из мокрых, грязных волос. Как только оно не утонуло в озере? Неужели цеплялось как живое? И почему оно так невыносимо сияет белым?
– Отдай, – снова взмолилась Маи. – Я так давно хотела его найти!
А ведь Дракон рассказывал ей о пере! О волшебном пере, которое исполняло все желания девочки Майи и чернело, чернело, чернело с каждым неправильным. Вероника все поняла, сжала кулак и крикнула:
– Не отдам! Я загадаю сама! Все загадаю, что захочу, и отомщу тебе! – Вероника отбежала подальше, прижала перо к самым губам и забормотала: – Хочу, чтобы доктор был жив, и рыцарь, и чтобы они оба были людьми, и чтобы принцесса любила Саймона, как он ее, и вернуться домой, к маме, и чтобы у меня были приключения, и много новых хороших книг, и… и… И ЧТОБЫ ЭТА ТВАРЬ СДОХЛА! – Последнее вырвалось из самой глубины сердца, испугало саму Веронику… но она ни за что не взяла бы слова назад.
Увы, перо, слабо трепетавшее от горячего дыхания, только светилось. Ничего не происходило. Маи вздохнула и неторопливо пошла навстречу. Странно, но она не злилась, а только продолжала улыбаться и качать головой.
– Ты любишь их. Я понимаю. Но перо устало, девочка, как и я. У него есть силы на одно желание. Всего на одно. Дай же мне его загадать, я так хочу…
Улыбка пропала. Молча и грустно Маи посмотрела на Веронику. Колдунья недоговаривала, но неожиданно Вероника все-все-все поняла. Потому что сама, наверное, поступила бы так же, натворив столько ужасных глупостей и увидев, что вопреки этим глупостям с ней все равно сражаются. Она вытерла последние слезы. И гнев ушел.
– Да, – сказала она. – Я знаю. Но все-таки я загадаю его сама.
– Не веришь мне?
– Не до конца.
Колдунья смиренно кивнула и… опустилась перед Вероникой на колени.
– Твое право.
И Вероника загадала всего одно желание.
Чем кончилась та история? Волшебное перо сгорело у Вероники в руках, сгорело белым пламенем, но искр хватило, чтобы осветить весь Хрустальный лес. Хватило их и чтобы кончился дождь на озерном берегу, и чтобы высохли слезы на щеках принцессы-художницы Изилгур, и чтобы стали волшебниками черные лебеди, запряженные в грозовую тучу. И уже их сил хватило, чтобы вернулись к жизни доктор Енсенуан и рыцарь сэр Саймон, и чтобы стали собой прежними. Наконец-то сэр Саймон в золотых доспехах взял за руки свою рыжую возлюбленную, а долговязый близорукий профессор, почти уже доктор, посмотрел на них во все глаза, пробормотав:
– Вот она какая, формула!
Ему ничего не надо было объяснять.
Все они вернулись домой, и в городе Сомнамбуле был большой шумный праздник, на который позвали и Дракона. Вероника тихонько веселилась с родителями, так никому ничего не рассказав. Ей хотелось, чтобы все скорее стало как раньше, к тому же она все-таки простудилась, и у нее болело горло. И вместе с тем… она очень-очень гордилась собой. Потому что теперь многому знала цену. И еще была счастлива, что у нее наконец-то появились настоящие друзья. И пусть когда-то они были лягушкой и лебедем, это осталось секретом.
Один из этих друзей – тот, кто знал все волшебные формулы и вообще многое о волшебстве, – однажды все же спросил ее заговорщицким шепотом:
– Какое же желание ты загадала тогда, Вероника? Чтобы Маи умерла? Ведь это рассеяло ее злые чары?
Вероника улыбнулась. Покачала головой. И только посмотрела на новую библиотекаршу, которая перебирала на стеллаже книги. На молодую темноволосую девушку с голубовато-фиалковыми глазами. Обычную. Ведь Маи устала так, что всего-то и хотела снова быть обычной, но жить среди людей, и чтобы никому никогда не пришлось сражаться. Ни с ней, ни за ее спасение.
Разве это много?