Белые пятна Тёмных Времён

Она, конечно, преувеличивала. Младший лейтенант строго соблюдал режим питания и перекусывал лишь трижды в день: между завтраком и ланчем, ланчем и обедом, обедом и ужином. И в меру. Пяток крекеров с паштетом и банка тоника – разве это еда? Но он решил не обижаться и парировал:

— Древняя мудрость гласит, что солдату еда и сон всегда впрок.

— Ага-ага. У нас говорили иначе. Солдат всегда хочет три вещи: жрать, спать и…

— Не без этого, — хохотнул он.

— Последнее точно шиш тебе. У меня муж имеется.

— И кто у нас муж?

— Путешественник, — после секундной паузы ответила Хонс. И добавила: — Исследователь Неизвестных Территорий.

Заканчивали демонтаж после обеда. Соло чувствовал себя как выжатый фрукт, но старался не подавать вида. Не мог же он спасовать перед дамочкой! Впрочем, неутомимая Хонс тоже начала проявлять признаки усталости.

— Тебе не кажется, что стало темнее? — спросила она, закончив скреплять очередной пакет элементов.

— Да тут с самого начала было темно, как у корунная в… подвале, — отозвался младший лейтенант.

— И всё же, темнеет. Видимо, заходит местное светило. Надо поторопиться. Вяжем быстрее.

Далёкий протяжный рёв подтвердил справедливость её слов. Пусть день в долине под пологом тумана мало отличался от ночи, ночные хищники, похоже, предпочитали придерживаться суточного цикла. А твари, что охотятся ночь, как правило, бывают намного неприятнее дневных. Уо-о-о-о, вок-вок… Уо-о-о-о, вок-вок-вок… Кажется, неизвестное животное приближалось. Вдали ему откликнулось второе. Соло торопливо стянул лентой последнюю пачку элементов, снял с пояса фонарь и посветил в том направлении, откуда недавно слышался рёв. Вот оно. Тварь напоминала земноводное. Гладкая лоснящаяся кожа, покрытая желтоватым маслянистым налётом, уродливая голова без шеи, зато с огромным ртом, выпученные глаза. Размером тварь была с матёрого фермерского кабанчика, каких он видел однажды на Дарни.

— Что смотришь, уродина? — плавным движением вынимая бластер, произнёс он. — Нравлюсь? Поужинать мной хочешь?

— Стой! — удержала его тогрута. — Я разберусь. А ну, пошёл отсюда! Быстро!

Гигантская жаба издала утробное ворчание. Затем неуклюже повернулась, показав скрученный спиралью на спине тонкий хвост, и короткими бесшумными прыжками пошкандыбала прочь.

— Впечатляет, — уважительно сказал младший лейтенант. — Как это тебе удалось?

— Люблю животных. Потом, это же был самец, — пожала плечами Хонс.

Соло впервые в жизни не нашёлся, что ответить. А вскоре выяснилось, что жаба приходила поужинать вовсе не ими, а деликатесом совсем другого рода. Висевшие на ветках деревьев продолговатые предметы, которые Соло в потёмках принял было за плоды, начали трескаться один за другим, и из них появились крупные, примерно с ладонь, светящиеся насекомые. Не светляки – у тех светится одно брюшко. Эти сияли целиком, мягким золотистым светом, как джоралланские опалы, когда на них попадает в полутёмной комнате солнечный луч. Голова, брюшко, усики, лапки и пара тоненьких нитей-хвостов, расположенных сзади, всё это выделялось на фоне тёмной коры деревьев, словно на бархате в ювелирном магазине. И сияние усиливалось, это постепенно расправлялись прозрачные крылья, освобождённые из-под твёрдой скорлупы. Насекомых становилось всё больше. Вот их уже десятки, а вот сотня или, может быть, две. На деревьях оставалось ещё очень много коконов, только они почему-то не спешили открываться. Видно, не пришло их время. Насекомые светились всё ярче, странным образом не освещая почти ничего вокруг. Внезапно одно из них взлетело, и секунды спустя в воздух поднялся весь рой. Из глубины леса к нему присоединились ещё несколько десятков порхающих огней, и начался брачный танец. Медленно взмахивающие эфемерные крылья рождали причудливые переливы света, а когда парочки сходились близко-близко в воздушном поцелуе, мерцание становилось хаотичнее, выбиваясь из общего ритма, будто золотистые летуны спешили поведать всем окружающим о своих чувствах друг к другу.

Это напоминало то огненные фонтаны и звёздочки фейерверков на праздновании, то мерцание далёких уличных фонарей сквозь листву парка, когда неощутимый ночной ветерок пробирается в ветках, то небо в дни падающих звёзд. То что-то ещё, памятное лишь смутно, возможно, со времён раннего, почти забытого детства. Уж на что Соло считал себя человеком рано зачерствевшим и нечувствительным, а и он глядел на это действо, разинув варежку. Что творилось с тогрутой, трудно передать. Синие глаза распахнулись, словно два бездонных озера, тонкие брови, очерченные светлыми линиями поверх, приподнялись, губы сложились в мечтательную улыбку. И не стало сейчас в её лице ни ехидства, что он так часто видел за последние дни, ни напускной каменной строгости. Она была светла и прекрасна, как ангел небесный. Если, конечно, бывают ангелы с рожками.