— Моя самая главная ошибка: выпил больше положенной нормы. Знал, что к водке не надо мешать пиво, это излишне, но подмешал. Поэтому плохо себя контролировал. Была еще одна ошибка: зачем взял духи и часы? Я ни в чем не нуждался: у нас собственный дом, мебель, ковры и хрусталь.
Таковы его мысли о прошлом. Есть и о будущем:
— Если я выйду на волю в 27 лет, со спортом покончено. Получится, что жизнь моя не удалась. Но я решил в колонии продолжать тренировку ног и участвовать в состязаниях между отрядами. А также вовлечь других в занятия спортом. За успехи и поведение меня должны выпустить раньше, так что надежды улучшить спортивные показатели я не теряю. У нас не дадут пропасть талантливому спортсмену.
На этой оптимистичной ноте мы и расстанемся с чемпионом.
Когда очерк «Дубовая роща» был еще только в чернильнице, я пытался представить, какие чувства у читателей суждено ему вызвать. Конечно, реакция на факт, послуживший для очерка сюжетной основой, сомнений не вызывала. Ничего, кроме гнева и возмущения от содеянного молодыми убийцами, испытать читатель не мог. Легко было предвидеть и то, что не всех удовлетворит постигшая преступников кара: она могла показаться и действительно показалась слишком уж мягкой, несоразмерной тому, что преступники совершили.
С этим можно соглашаться, можно и спорить. Но ни соглашаться, ни спорить не надо. Не для того ведь пишется очерк, чтобы мы, подменив собою прокуроров и судей, включились в бесплодную дискуссию: «дали» много? как раз? или мало?.. Бесплодную уже потому, что перед нами очерк, а не дело во всей его полноте. Не живые люди, а лишь краткий рассказ о них. Сколь бы ни был он объективным, ему не под силу представить многомерно, объемно тот материал, который только и может позволить суду решить не вопрос, а судьбу…
Нет, у очерка, какой бы жизненной ситуации он ни касался, какой бы случай ни дал ему первый толчок, задача иная: вынести на большой читательский совет ту или иную проблему общественной важности, не втиснутую формально и жестко в его сюжетные рамки. Почта, которую я получил, убедительно свидетельствовала о том, что читатель в огромном своем большинстве именно так и понял смысл и цель публикации очерка «Дубовая роща».
«Нам нужен, — писала ленинградка Галина Потапова, — не перечень негативных фактов, пусть даже очень откровенный и неприкрытый, а анализ этих фактов, знаменующих собой явление. Не надо бояться слова «явление». С фактами должны бороться милиция, суд, прокуратура… С явлением — все общество. Важно только правильно понять суть явления, определить его причины. В этом залог преодоления…»
Из большого круга вопросов, волнующих, судя по откликам, многих читателей и «знаменующих собой явление», я хотел бы извлечь только один: о месте спорта в нашей общественной и духовной жизни. Именно так: общественной и духовной. Ибо его нынешние масштабы, количество людей, в него вовлеченных, внимание, которое ему уделяется средствами массовой информации, общественное мнение, которое вокруг него создается, — все это делает спорт не только приятным увлечением и интересным зрелищем, но еще и явлением большой социальной значимости.
«За моими плечами 27 лет преподавательской работы, — писала мне учительница Г. П. Ярославская. — Меня всегда возмущали привилегии, которые давались уже с самых малых лет ученикам, занимающимся, пусть даже весьма посредственно, каким-либо видом спорта. По указанию районного и городского начальства их растлевали правом числиться, но не учиться, получать аттестаты, не сдавая экзаменов, а любой учительский протест подавлялся суровой отповедью: «Значит, вам не дорога честь школы!» Объясните, пожалуйста, с каких это пор честь стала определяться мышечным превосходством, а не честностью (обратите внимание: слова одного корня!), не благородством, не порядочностью, не знаниями, не умом?..»
Объяснить это Галине Петровне Ярославской, как и многим другим читателям, задавшим тот же вопрос, я, к сожалению, не могу. Потому что сам не знаю, как и когда произошла вошедшая уже в норму, в правило, в привычное словосочетание подмена понятий.
Помню, пришлось мне несколько лет назад побывать в одной школе. Четверо ее учеников совершили тяжкое преступление, одного педагога — страшно сказать — пришлось уволить за беспробудное пьянство, проверка установила почти поголовное завышение отметок лентяям и лодырям, но когда я спросил нескольких семиклассников, почему они на уроки не ходят и знаниями не блещут, получил разъяснение: «Мы защищали честь нашей школы». И стоящий рядом директор с гордостью подтвердил: «Хорошо защитили! Первое место в районе и по лыжам, и по хоккею».
Это приятно — первое место по лыжам. Но при чем же здесь честь? Какую честь защитили они, эти неучи, сызмальства убежденные, что сноровистость на лыжне не только избавляет от всех других обязательств, но и возвышает целые организации, за ними стоящие?! Сегодня — школу, завтра — завод, институт, комбинат, а то и целый город, целую область, если не больше…