Тяжелая ситуация сложилась на фронте 24-го корпуса, который прикрывал отход других частей. Дивизия Корнилова оказалась в арьергарде. Приказ об отводе корпуса был подписан лишь днем 21 апреля, однако с опозданием пришел в штабы дивизий. Свою роль сыграла и перегруженность дорог, а также нераспорядительность начальства, особенно командира 2-й бригады Поповича-Липоваца. Не лучшим образом проявил себя и Цуриков, который 22 апреля, указав линию отхода, уехал в тыл и сразу же донес в штаб армии об успешном отходе частей. При этом из-за проблем со связью в штаб 48-й дивизии приказ об отступлении пришел лишь поздно вечером. Л. Г. Корнилов ошибочно надеялся на помощь соседней дивизии, однако, убедившись, что поддержки не будет, направил телеграмму о помощи в штаб корпуса. Ее получили ближе к вечеру, а через несколько часов дивизия была окружена. Отметим, что ошибочные донесения нижестоящих офицеров не давали возможность и начальнику дивизии принимать верные решения. В результате управление войсками ускользнуло из рук Корнилова. Попытки пробиться не увенчались успехом. Отдельные части и подразделения все же прорвались, однако многие (в т. ч. и практически вся артиллерия) попали в руки противника. 29 апреля Лавр Георгиевич сдался австрийцам.
Причины поражения 48-й дивизии были намного глубже, нежели просто ошибки ее начальника, хотя вряд ли ссылка на обстоятельства может служить ему оправданием. К чести Лавра Георгиевича, в дальнейшем он и не снимал с себя ответственности за это поражение. Однако бои дивизии в арьергарде и окружении позволили отойти другим соединениям. В ситуации, когда практически весь русский фронт находится под угрозой развала, видимо, представлялось необходимым поощрять тех, кто вел бои до конца, а не просто бежал в тыл. Этим и можно объяснить то, что за этот бой Корнилов получил в награду орден Св. Георгия 3-й степени.
Находясь в плену, Корнилов предпринял две неудачные попытки к бегству. Наконец летом 1916 г., симулировав болезнь, он был переведен в лагерь-госпиталь в город Кесег. Помочь Корнилову вызвался помощник аптекаря Франтишек Мрняк. Будучи чехом, он сочувствовал России, победа которой связывалась с освобождением славянских народов от владычества австрийцев. По поддельным документам они сумели добраться до румынской границы, однако австрийцы быстро спохватились и организовали поиски. Мрняк был пойман, Лавру Георгиевичу удалось скрыться. В течение нескольких недель он плутал по лесу, пока не пересек границу Румынии, где 22 августа 1916 г. предстал перед нашим военным агентом.
Возвращение Корнилова было триумфальным. К тому времени с точки зрения пропаганды эффект Брусиловского прорыва уже прошел: русская армия обливалась кровью в бесконечных боях у Ковеля, а неоправданные надежды на решительную победу лишь усугубили пораженческие и антиправительственные настроения. И здесь появилась фигура Корнилова, отважного генерала, который сумел бежать из плена. История побега с многократными преувеличениями облетела все газеты, сам Лавр Георгиевич был вызван в Ставку, где император Николай II ему лично вручил орден Св. Георгия 3-й ст.
Лавр Корнилова принимает смотр. 1917 г.
Первое знамя Корниловского ударного полка.
Уже в середине сентября он получает назначение командиром 25-го корпуса в Особую армию (генерала В. И. Гурко), которая вела бесплодные и кровопролитные наступления под Ковелем. К сожалению, с приходом Корнилова ситуация не изменилась, однако в общественном мнении даже неудачи в этих боях не бросают тень на его репутацию. Так, в ноябре 1916 г. сибирские казаки выступили с инициативой присвоить ему звание почетного казака станицы Каркаралинской (где он жил в детстве), а также начального училища.