И катится дальше повозка, поскрипывая разбитыми втулками, давя мелкие камешки металлическими шинами. Уже давно проехали домик лесника, глубокие пещеры в горе, про которые дядя Федя сказал, что в них ещё до революции погибло много цыган. Они там устроились ночевать, а ночью пещера обвалилась, и всех задавило камнями. И Серёжа теперь думает, что не стоит особенно доверять пещерам и разным железным штукам в лесу. И ещё он думает о тайге и горах, которые начинаются сразу за Озёрными Ключами, вспоминает бесконечно длинную дорогу, по которой они с Васькой ходили смотреть чудище в Гнилой протоке. Серёже кажется, что было всё это очень и очень давно, с каким-то малознакомым малышом, так и не сумевшим поймать бурундука — маленького и ловкого зверька.
— Дядя Федя, а у вас бурундуки есть? Они такие маленькие и с белыми полосками на спине.
— Бурундуки? — Дядя Федя припоминает: — Нет, такие у нас не водятся.
— А белки?
— О-о, — улыбается дядя Федя, — такого добра сколько хочешь. Правда, им тоже досталось в войну, но теперь их опять много. Да вот на деляну приедем, сам увидишь.
— Как им досталось, дядя Федя? — не понял Серёжа.
— Как? Да обыкновенно. Пальба кругом, взрывы, вот и согнали зверька с родных мест. А то и в котёл добывали, когда трудно приходилось. Мясо сладковатое, непривычное, но есть можно.
— Ты тоже ел? — удивляется Серёжа и недоверчиво смотрит на дядьку.
— Голод не тётка, Серёжа, — усмехается дядька, — это праздник был, когда белка дуром попадалась. А так всё больше корешками пробавлялись, да и корой не брезговали.
— Дядя Федя! — Голос у Серёжи напрягается. — Расскажи, как ты в партизанах был.
— В партизанах?.. А так вот и был, Серёжа, по этим вот лесам от карателей бегал, в тех пещерах хоронился. Тут и дочек потеряли...
Дядя Федя умолкает, потом дёргает вожжи и сердито кричит на лошадей.
— Как потеряли? Совсем?..
— Совсем, Серёжа, совсем...
— Расскажи, дядя Федя.
— Да неинтересно всё это, Серёжа.
— Расскажи, пожалуйста, дядя Федя, расскажи. — Серёжа умоляюще смотрит на дядьку, и он не в силах отказать ему.
— Хорошо. Только слухай внимательно и не перебивай, — предупреждает дядя Федя, и в руках у него опять появляется кисет.
— Я не буду, — обещает Серёжа, и мурашки от нетерпеливого ожидания бегут по его спине.
А солнце уже высоко над горами и лесом, с каждой минутой всё сильнее раскаляется и бьёт в Серёжины глаза нестерпимо яркими лучами.