Белые рабыни

– Будь у тебя хоть какой-то шанс, ты бы взбесился, услышав от кого-нибудь такую чушь, – сказал голос. – Мне-то лучше знать. Я знаю каждого из вас – Липпинкоттов и Форсайтов. Среди вас нет ни одного, кто не был бы расистом.

– Так что же вы хотите? – спросил Липпинкотт. – Что вам надо?

Было ясно, что этот человек сохранял его жизнь для какой-то своей цели. Тишина. Вдалеке взвыла гиена. И ни львов, ни машин, ни людей.

– Я могу добиться для вас признания Америки, – сказал Липпинкотт. – Моя семья может это устроить.

– Кто такая Америка, чтобы признавать или не признавать меня?

– Так чего же вы хотите?

– Кое-какую информацию.

– Если вы меня убьете, вы ее не получите.

– А я сначала получу ее, а потом убью тебя. Существует много способов умереть, и некоторые из них не так уж плохи.

Липпинкотт не сомневался в намерениях этого человека, и, как многие из тех, кто страшится смотреть смерти в лицо, попытался успокоить себя маленькой ложью. Он сказал себе, что его пощадят, если он скажет этому человеку правду.

– Ведь это не министр общественной безопасности рассказал тебе о том доме, не так ли?

– Нет, не он, – сказал Липпинкотт, вспоминая снова об ужасном трупе, болтающемся на дереве рядом с его головой. – Мне рассказал о нем мой бой Валла.

– Неважно, министр все равно должен был умереть, – сказал голос. – В отличие от большинства членов правительства, он не разделял мой взгляд на вещи. Ладно, как мне известно, ты собирал сведения о кораблях работорговцев и о начале работорговли в Штатах. Была такая плантация Батлера, на которую у тебя до сих пор сохранились документы, не так ли?

– Да, могу их вам показать. Они у меня в доме в Чесапикском заливе.

– В подвале или в библиотеке?

– Не помню. Но я могу показать.

– Неважно. Теперь-то, когда мы знаем, в котором из твоих домов они хранятся, мы их добудем. Это все, что мне было нужно. Что еще, кроме жизни, я могу тебе предложить?

– Ничего, – сказал Липпинкотт в надежде, что если в качестве одолжения просить только жизнь, то можно будет и получить ее.

– А не хочешь ли ты узнать о причинах крушения Великой Империи Лони, – вопрос, над которым ты так долго работал?

– Я хочу жить.

Голос проигнорировал его ответ.

– Империя, – сказал он, – развалилась потому, что она вверилась чужакам. Она нанимали людей со стороны, дабы делать то, что должна была делать сама. Постепенно лони становились мягкотелыми и слабыми, и, в конце концов, хауса просто оттолкнули их, и они упали, словно изнеженные жирные дети.

Несмотря на свое положение, Липпинкотт заинтересовался.

– Слишком упрощенный подход, – возразил он. – Чтобы создать Великую Империю, требуется характер. Он должен был быть у лони. Непохоже, чтобы они просто шмякнулись о землю и притворились мертвыми.

– Да, ты прав. Они бы дрались, но кое-что им помешало. Проклятая работорговля, которой занимались ваша семья. В конце концов лучшие из лони оказались на кораблях, а затем на плантациях, где они выращивали для вас хлопок. Но вот что я тебе скажу: лони собираются вновь вернуться к власти. Надеюсь, тебе от этого полегчало.

– Нет, – сказал Липпинкотт. – Но, может быть, вы скажете, как им это удастся? Послушайте, все племя лони, собравшись вместе, не сможет склеить даже коробку для ботинок.

– Очень просто, – сказал голос. – К власти приведу их я. – Немного помолчав, голос сказал: – Ты сделал с той девушкой действительно нечто ужасное. Не то чтобы это имело какое-нибудь значение, Липпи. Она ли, ты ли – дело не в этом. Тебе-то все равно пришлось бы расплатиться еще до того, как мы рассчитаемся со всеми Липпинкоттами и Форсайтами. Это все не важно. Важно то, что происходит сегодня в горах.

Липпинкотт услышал лай гиены, вдохнул трупный запах, исходящий от министра общественной безопасности, и вдруг почувствовал страшный удар в спину чем-то, что вышло спереди из груди, и упал лицом вперед на пронзившее его насквозь копье. Когда голова его коснулась земли долины Бусати он был уже мертв – еще немного удобрения, не больше того, что осталось от старого императора Лони или древнего лонийского ребенка. Африка, земля, которая извечно была единственной справедливой хозяйкой в человеческой истории, приняла его как одного из своих сыновей.

Валла, будучи умнее министра общественной безопасности и Липпинкотта, благополучно достиг находящейся в верховьях реки Бусати родной деревни. У него было на продажу нечто более ценное, чем последние остатки серебра из отеля «Бусати» с выгравированной на них в старинном английском стиле буквой "В". У него была информация, а информация, как известно, всегда пользовалась спросом.

Разве чиновник из министерства юстиции не продал однажды за золото копии документов тайной полиции Бусати, за настоящее золото – монеты, которые можно покатать на ладонях, и на которые можно купить пятьдесят жен, или двадцать коров, или ботинки и плуг, и рубашки, и, может быть, даже еще и радиоприемник для личного пользования, а не так, как сегодня, когда он один на всю деревню.