Белые раджи

В 1846 году Джеймсу удалось извлечь выгоду из брунейского бунта и отменить налог султану, но присоединение новых территорий и увеличение первоначальной пошлины за передачу мешали Сараваку погасить долги. Вопреки своему бахвальству, Хельмс оказался человеком добросовестным: «Компания Борнео» выдала радже ссуду - пять тысяч фунтов стерлингов и выделила тысячу на подписку, организованную для оказания ему немедленной помощи. Но то была слишком тесная стартовая площадка.

15 апреля по реке спустилась под звуки гонгов украшенная знаменами праху с Желтым зонтом, а Инчи Субу провозгласил во всех прибрежных деревнях мир. Кошка снова упала на лапы, и во время июльского визита Сент-Джона поразила даже некая видимость благополучия.

Джеймс обосновался в крошечном бунгало, оставив Бруку Бруку и Энни высившуюся на месте прежней постройки резиденцию, где вскоре родился маленький Фрэнсис Бэзил. Этот унылый трехэтажный донжон, называвшийся Резиденцией губернатора, был достаточно укреплен, чтобы в нем можно было укрыться в случае все еще сохранявшейся опасности. Новое здание с толстыми стенами и маленькими окнами напоминало одну из тех башен, что возводили в период своих нескончаемых войн тосканские группировки. Жители Кучинга уже шептались, что оно принесет несчастье.

В Великобритании, где все раздраженно обсуждали восстание, Нориджская классическая школа, очевидно, запамятовавшая, что Джеймс Брук был некогда вычеркнут из ее списков, направила радже пожертвование для возведения новой библиотеки, к которому прибавились щедрые переводы из Кембриджского университета.

А в Бате из подушек вдруг вынырнуло окруженное выческами и кружевами «малин» сморщенное яблочко. Дребезжащим голосом оно заявило, что молодой мистер Брук был повешен китайцами за ноги. После этих слов виконтесса Уинсли, по прозвищу Сплетница, омерзительно подмигнула, а затем отвернулась к стенке и, негромко рыгнув, испустила дух. Ей было ровно сто лет.

VI

Племянники и сыновья

— Это неслыханно!.. А я-то думала, о подобных ужасах пишется только в Библии!..

— Как можно, Эмма!

Преподобный отец Джонсон покраснел до корней волос, преподобный отец Сэвидж уставился в потолок, а Маргарет живо заинтересовалась котом, игравшим помпонами штор.

— Вероятно, его обманули, - высказал робкую догадку преподобный отец Сэвидж.

— В том-то и дело! - Взорвалась Эмма и нервно постучала своим пенсне по только что прочитанному письму, а затем, совсем забывшись от бешенства, приказала остолбеневшему слуге сходить в контору и проверить.

Преподобный отец покачал головой: бестактно... безвкусно... Невозможно было понять, относится ли это к поведению Джеймса или ко гневу Эммы.

— Но в чем же все-таки дело, мама? - Спросила Ивлин. - Вы все говорите обиняками, и я не пойму ни словечка...

Через гостиную Лэкингтон-Викиридж пролетел тучный и весьма подозрительный, накрашенный, толстозадый ангел, будто сошедший с библейских страниц. Оба пастора, привычные к толкованию священных текстов, сочли всякую экзегезу в данном случае излишней. Маргарет вздохнула, и у нее хрустнул корсет.

— Женись он на баронессе Бердетт-Кауттс... - Начал преподобный отец Сэвидж.

— Это было бы превосходно, просто превосходно! - Горячо поддержал преподобный отец Джонсон.

Эмма на них грозно зыркнула. Она была похожа на брата: высокая, худая, с уже седеющими коричневато-красными локонами и ярко-голубыми глазами.

Маргарет подумала, что мисс Букварь ждала, скорее, вопроса, нежели ответа Джеймса, и поднесла белоснежную руку к блюду с пирожными, а преподобный отец Джонсон протянул свою к письму раджи:

— Вы позволите?

То было длинное запутанное послание к Бруку Бруку, который затем переслал его с надлежащими замечаниями семье: династическое наследование раджа было поставлено под угрозу весьма странным событием.

— Бедный Брук... Бедное дитя, - театрально вздохнула Эмма, а затем вдруг стукнула себя по лбу, словно вспомнив о забытом зонтике: - Боже Мой! А Чарльз!..

— Но что же случилось? - Спросила оторопевшая Ивлин. - Что произошло?..

Достигнув того роскошного возраста, когда каждый год, считаясь за два, порой становится вдвое богаче, Белый раджа встречал осень жизни без празднеств и жатв. Силы его были подорваны заговорами, нападениями, тяжбами и, наконец, восстанием гунсы. После бегства по воде обострились приступы уже много лет подтачивавшей здоровье лихорадки. Он часто бывал угрюм и мрачен, его могла охватить беспричинная ярость, и врожденное непостоянство приобретало теперь тревожные очертания. Все шушукались у него за спиной. Вскоре случилась скверная история, положившая конец дружбе с Темплером, который посмел заговорить о душевной болезни: посыпались требования объяснений, возражения, оправдания и даже угрозы, после чего раджа передал дело адвокату.