Характеру М. были свойственны две черты: любовь к разгульным пьяным безобразиям в сочетании с изрядным житейским прагматизмом. Первая характеристика постоянно обеспечивала ему культурный досуг в виде бесконечных драк, а вторая уберегала его от посадки и серьезных пиздюлей. Пиздюли несерьезные М. получал регулярно, как правило по пьяни, и относил их к неприятностям типа комариных укусов. Хорошо помню время, как с периодичностью раз в две недели ровно мне звонил тогда еще несовершеннолетний М. и радовал тем, что опять пробил Кировское РУВД — по территориальной принадлежности широко известного в узких кругах праворадикального кабака. В Кировском меня как правило ждала знакомая картина: крохотный кабинет инспекторов ПДН, ровно половину которого занимала похмельная туша. Как правило к этому моменту М. имел довольно приветливый и общительный вид, шутил и общался с инспекторами. Те были чрезвычайно рады расставанию с тяжеловесной деточкой, которая впрочем скоро от культурного досуга в ПДН перешла на новый уровень — к ночным пьянкам с операми Кировского.
Также меня всегда поражало отношение М. к Любочке — он стал первым человеком, который повсеместно рекомендовал Любочку как мою жену во времена, когда я о браке как-то вообще не задумывался. В их с подругой, а потом и в нашей, съемной малосемей-ке на Уралмаше же о нем несомненно осталась добрая память: в духе М. было собрать до семидесяти человек фанатов, гопников и скинов, дикое количество алкоголя, и со всем этим явиться под окна, где раздавались радостные крики:
— Люююбочкааа!!! Зиг хаааайль!!! СЛАВА РОССИИ!!!
От этой компании все дворовые обитатели проникались к Любочке большим почтением, и даже приезжающие туда экипажи ППСМ испытывали определенное уважение ко всем этим прекрасным людям. Моя машина всегда стояла там просто во дворе, неприкосновенная для соискателей наживы, а я в любое время суток посещал окрестные магазины, спокойно проходя сквозь ночные собрания местных жителей. Меня там в общем тоже знали, но думаю именно М. больше всего сделал для правильного понимания пацанами на районе истинных ценностей и положения дел.
Любопытным моментом было отношение М. ко мне и к Любочке: мне он был многим обязан, а она стала для него неким светлым идеалом арийской женщины, совершенно не имеющей какой-либо личной сексуальной составляющей. Сам М. половую жизнь вел слабо упорядоченную, и предпочтения в выборе имел самые приземленные — чтобы было с кем и было где. Любочка же для него стала тем самым романтическим идеалом Прекрасной Дамы, ради которой рыцари совершали свои подвиги.
Как и когда он стал скином? Сложно вообще отнести его к данной субкультуре: в нем переплетались черты алкофаната, скина, классного бойца и реального пацана. И все это было сплавлено духом своего района: и нелюбовь к чужакам, и верность цветам команды, и стойкость в бою произрастали из Уралмаша — глубинного, жесткого, кондового. Это свой дом, свой район, своя команда, эти камни и эти люди помнят поколения предков. Родина и нация для М. были ничем иным, как двором на улице Машиностроителей и всем тем, что он помнил и любил с момента своего рождения.
Учиться и куда-то поступать он даже не пытался, трезво рассудив что лучше всего в жизни умеет драться, и больше ничего ему и не надо. Движ дал ему множество интересных противников и широчайшее применение навыков смешанных единоборств; и вместе с тем — идеально вписался в личную систему ценностей.
Именно М. принадлежит совершенно гениальная система разговора «по понятиям», которую я наблюдал многократно. Словесная эквилибристика в «разведении на базаре» позволяет себя уверенно чувствовать наглому и говорливому. М. же многословием не отличался, говорил мало, но по делу:
— Ссслышь, бля, да ты чорт, бля, да я щас распишу тебе за.
М. делал очень внимательное лицо, и некоторое время слушал с крайне задумчивым видом всю тираду. После его лицо озарялось счастливой детской улыбкой, и он объявлял:
— Щас будешь опиздюливаться!
Тут у его собеседника была чуточку времени для принятия единственно верного решения, ну а те, кто не успевал, были уже оповещены о своей участи. С М. я дрался многократно, и занятие это так себе — он с большой любовью и умением сажал высокие удары ногами добавляя к этому сытные боксерские серии. Бороду он держал закрытой, а на удары например по голове сверху внимания не обращал вообще. Принимая лбом серии ударов, лениво стряхивал кровь из рассечений. и продолжал долбить с неотвратимостью поршневого механизма. Толщина шеи, а точнее ее отсутствие, делали нокаут штукой очень редкой для М.