Белые степи

О, перед твоим лицом конфузится солнце,
С твоих губ стекает источник живой воды.
У влюбленных – мысли о твоих щеках, которые
В темную ночь являются светом очей и сердца.
От цвета, которое получило твое лицо от избытка милости,
Лепесток розы стыдится, а тюльпан конфузится.
От желания иметь такой же стан, как у тебя, стройный кипарис
Прирос к месту в смущении…

– Так пишет персидский поэт Ираки Фахр Ад-Дин. Это, Зухра, про тебя, – тихо прошептал, глядя ей в глаза, – ты еще прекраснее всего окружения, которое я люблю…

Как-то сестренка Ахата, дурачась, строя рожи соседке Зухре, назвала ее «енге» – женой брата.

– Какая я тебе енге, ну-ка перестань!

– Как это какая? Мой Ахат-агай хвастался, что в этот раз привезет с лесов сруб для своего дома, поставит его и в дом приведет тебя как хозяйку… Енге, енге, хи-хи-хи! Жди сватов!

Это разозлило Зухру, встревожило. На самом деле уже хотелось жить своей семьей, рожать детей, но в роли любимого мужа она не видела Ахата. Да, он крепкий, сильный, хозяйственный. Они были в этом с Зухрой похожи – оба практичные, работящие. Но ее душа тянулась к Шакиру, но совсем уж юным он был, все витал в облаках, среди героев прочитанных книг. Поэтому она решила взять все в свои руки. В очередную прогулку, когда осеннее солнце село за горизонт и наступили прохладные сумерки, перед прощанием она, как бы прячась от холода, прильнула к нему. От неожиданности он затрепетал, но его руки приобняли ее за талию, Зухра обвила его шею руками и, глядя прямо в глаза, прошептала:

– Шакир, ты мой Козы Корпеш… Кодар может разлучить нас… Сестренка Ахата сказала, что он приедет с гор и зашлет сватов… Смотри не опоздай…

– Не опоздаю, моя Баян Сылу… – Они робко коснулись друг друга губами. Дрожь пробежала по ее телу. Так робко и стеснительно они признались друг другу в любви. И теперь по вечерам не только говорили о книгах, а, обнявшись, надолго застывали, слушая взволнованный стук сердец друг друга.

С Шакиром условились, что его родители придут свататься после уборки урожая. Теперь ежегодный труд на полях давался все труднее и труднее. Мужчин осталось мало, лошадей и подвод тоже: все забирал фронт, и даже часть урожая приходилось отдавать как военный продналог. Поэтому, чтобы запастись на зиму достаточно мукой, приходилось с большими усилиями убирать свой надел, а потом еще и работать в полях Султанбек-бая.

Перед началом жатвы на нанятых подводах Ахат с отцом привезли с гор новенький сосновый сруб. Свежесрубленные, хорошо ошкуренные и потому блестящие желтоватым цветом, пахнущие хвойным лесом и смолой бревна выгрузили позади дома. Это было редкостью в то время, в основном дома строились из растущих недалеко осин. Добротные же сосновые срубы, деревянные полы и крыши из крепкого теса могли себе позволить лишь состоятельные сельчане. Поэтому Ахат ходил петухом, мол, знай наших, дом построю не хухры-мухры.

На следующий день, когда отец Зухры готовил снаряжения для первого похода на пшеничное поле, а Зухра возилась с домашней утварью, во двор вошли одетые по-праздничному соседи – отец Ахата Сабир-агай, его жена Сарбиямал-апай и сам сияющий Ахат. Каждый из них держал в руках гостинец. Сабир-агай нес в деревянном осиновом ведерке с крышкой крепкую медовуху, Сарбиямал-апай – лепешки свежеиспеченного ароматного хлеба, а Ахат – гостинец с гор: янтарный липовый мед. У Зухры все внутри обмерло – неужели Шакир опоздал?

Как радушный хозяин, Гадыльша, с тревогой поглядывая на Зухру, пригласил их в дом. Но вопросы к ней были лишними – все ее движения, окаменевшее лицо и округлившиеся от ужаса глаза красноречиво выражали протест. Все поняв, отец незаметно кивнул ей.

Пристроившись за столом, пока Зухра собирала угощения, сосед начал традиционные расспросы о житье, о видах на урожай. Мужчины повели неторопливый разговор, особенно много про новый сруб. Ахат же заметно нервничал и ерзал.

– Что ж, сосед, немалую мы жизнь прожили рядом, друг друга не обижали, всегда помогали. И дети наши, как одна семья, росли, – приступил издалека к главному Сабир-агай. При этом, не зная куда деть свои огрубевшие, мозолистые руки, то поглаживал ими чистую скатерть, то прятал их под стол.

– Но одно дело быть хорошими соседями, а другое – еще ближе породниться, а? Что скажешь на это, Гадыльша? Дети наши уже взрослыми стали, смотри, каким батыром вырос мой Ахат! – Тот покраснел, зарделся, потупил глаза. – А Зухра наша – красавица и на зависть всем – готовая хозяйка, мы же все видим!