Белые терема

— Я бы на месте Ветрова в такую жару не поехал, — говорит Сережа.

— К счастью, — замечает Таня, — в нашей группе все на своих местах.

Сережа улыбается:

— Хотите уколоть, сударыня? Глупо.

— Не ссорьтесь, дети! — говорит Софья Марковна. — Ветров, конечно, приедет. Надо-знать Ветрова!

Только бы он не подошел сейчас, Ксенин отец!

Через минуту она, как бы невзначай, оглядывается. Ни монаха, ни отца возле столика уже нет.

30

После обеда ее приглашают в гости. Сережа приглашает. Софья Марковна приглашает. А Таня молчит.

Нет, Ксеня не пойдет. Через полчаса она явится на площадь. А сейчас у нее важное дело. Если бы не дело, тогда, пожалуй. Но и то, как знать…

Нужно ей повидать отца. Обсудить положение. Пусть он за нее дома поагитирует. Правда, из отца агитатор плохой. Плохой, прямо-таки никудышный. Ну, а так-то Ксеня в своем красном сарафане и вовсе одна.

По пути ей встречается почтальон. Несет обеденную почту, сумка полная. Улыбается Ксене, как своей.

— Здравствуйте, — говорит, — видел, видел. С успехом. Очень рад за вас. А про Калаушина сказали?

— Про какого? — вспоминает Ксеня. — Ах, нет!..

— Вы скажите им, — говорит почтальон строго, — они не знают. Могут выйти недоразумения.

— Хорошо, хорошо, — торопится от него Ксеня.

Почтальон загибает пальцы:

— Значит, был Сизов, был Касперов и был… значит, Розенкамп…

31

А вот и отец. Сидит на траве в парке. Перед ним на коленях черный монах. Тут же и сивый, — подложив под голову руки, спит под кустом.

Отец улыбается, слушает монаха. Тот трясет бородой, разводит руками.

Ксеня подходит ближе. Что за разговоры у отца с монахами, что за дела?

— Ты подожди, — говорит монах отцу, — я ведь не шучу, Данилыч. Ты что, сомневаешься, что ли?

— Да вот как-то мне сомнительно… — улыбается отец и чешет затылок.

— Да полно тебе, никто и не заметит подмены, вот тебе крест!

На что ж это они его подбивают? На подмену какую-то. Ксеня говорит:

— Отец, я к тебе.

— А-а, так это дочь твоя!.. — басит монах, поднимаясь с колен. — Ах, хороша, Данилыч, как хороша!

— Ишь, нарядили, — говорит отец. — Дома-то я был, Ксеня. Мать содомится. Деньги она потеряла, — объясняет он монаху, — нехорошо.

— Так вышло, отец… — шепчет Ксеня.

— Слышали мы, слышали, — говорит монах. — Хозяйка ваша шум на всю площадь утром подняла.

Ксеня отворачивается. Жалко ей мать, как вспомнит она про утреннее ее унижение.

Монах говорит:

— А хозяйка-то у вас скупа-а…

— Да ты не думай об них, не думай! — начинает суетиться отец. — Эка невидаль, деньги!.. Раздобудем! Слышь, Ксеня, очнись!

— Тем паче, Данилыч, тем паче, — гудит монах. — Ведь заработаешь. Теперь-то согласен?

— Ты иди, Ксеня, иди, — смущенно говорит отец.

32

«Иди», — говорит он Ксене. А она не только что идет, а бежит.

Бежит по чистой, красивой улице, торопится. Подгоняют ее волнение и страх.

Ну что это они там задумали? Ну, как же им, монахам, не совестно. Отыскали-таки в городе самого слабого человека. Ведь его уговорить ничего не стоит. Он им что хочешь отдаст.

Только куда ж это она бежит? Не искать ли Сережу?

А вот навстречу идет Толик!

— Ксеня!..

— А, Толик!..

Ксеня покраснела. Рада или не рада — не разберешь.

— Ну, как там у тебя?.. — спрашивает Толик.

— Ничего, — отвечает Ксеня.

— Долго еще?

— Не знаю.

— А потом… в Москву?

— Кто тебе сказал?

— Ребята говорят.

— Да что это они, в самом деле! — удивляется Ксеня.

— Значит, неправда?

— Извини, Толик, после расскажу, сейчас тороплюсь.

Торопится она, честное слово торопится. Помощь ей нужна. А Толик — это не помощь. В крайнем случае — утешение. Помощь сейчас — Сережа.

— Жаль, — говорит Толик. И хмурится.

И уходит.

Ему этого сейчас никак не понять.

33

Перед гостиницей толпа актеров. Курят, разговаривают, смеются.

А Сережи меж ними, кажется, нет.

— Где Сережа? — спрашивает Ксеня у городового.

— Сережа? Ребята, где Сережа?

Вдруг откуда-то появляется Таня. Она проходит мимо Ксени и говорит:

— Пойдем.

Ксеня входит в полумрак гостиницы. Посреди коридора гудит пылесос. Таня поигрывает ключиком, и Ксеня послушно идет за ней.

— Входи, — говорит Таня и распахивает перед нею дверь.

Что же, Ксеня, входи, не бойся. Осмотрись. Видишь комната. Две кровати. Стол. Зеркало. А Сережи здесь нет.

— Мне Сережа нужен, — говорит вполголоса Ксеня.

Ведомо, что Сережа.

Таня закуривает, на мгновение задерживается у зеркала и говорит:

— А ты садись.

Ты садись, садись Ксеня, послушай.

— Видишь ли, — мягко говорит Таня. — Я тебя понимаю. Ты замечена, тебе делают комплименты, и у тебя от этого слегка закружилась головка. Не так ли?

Видишь, что говорит!

— Да нет!.. — вспыхивает Ксеня. — Я случайно к вам попала… Я должна была идти на практику…

— Ну, девочка, не надо! И я ведь через это прошла. Ты, конечно, понимаешь, что у тебя неплохие внешние данные. Но вряд ли ты знала, что именно это им сейчас нужно. Неискушенная провинциалочка. Ветров затевает картину.

Ксеня беспокойно теребит косу. Ты сиди, Ксеня, слушай. Что это она тут тебе говорит?