Белые цветы

— Отек мозга угрожающе нарастает, — говорил он, сжав руками голову, — температура все время высокая. Дыхание тяжелое…

Утром, без семи минут десять, профессор Тагиров открыл дверь хирургической клиники. Его встретили Самуил Абрамович, Фазылджан Янгура и Мансур. Янгура был особенно приветлив с профессором. Он взял Абузара Гиреевича под руку, повел в свой кабинет, расспрашивал на ходу о настроении и здоровье Мадины-ханум. Профессор слушал рассеянно, молчал.

Собрались и другие специалисты. Все направились в палату, где лежал Юматша. Янгура опять не преминул взять под руку Абузара Гиреевича.

Профессор Тагиров не терпел елейного обхождения и излишнего внимания к себе, сделал движение, чтобы освободиться от поддержки Янгуры, но Фазылджан держал его крепко.

— У нас очень крутые лестницы, — не переставал повторять он.

Вот и палата. Больной лежал без сознания, с закрытыми глазами. Врачи обступили его койку. Абузар Гиреевич проверил пульс больного, выслушал сердце. Из рук в руки переходили анализы, рентгеновские снимки.

Сегодня был открыт очаг новой опасности: началось воспаление легких! Но профессора по-прежнему считали нарастание отека мозга самой большой опасностью. Посоветовавшись между собой, решили ввести мочевину.

— От обилия мочевины может возникнуть осложнение, — предупредил Абузар Гиреевич, почки не справятся с ее выведением. Поэтому нужно обратить особое внимание на меры предупреждения уремии.

Опасения профессора подтвердились. Отек мозга остановился, но, несмотря на меры, принятые против уремии, остаточный азот в крови больного стал катастрофически нарастать.

— Жаль молодого человека, — высказался как-то Янгура, покидая очередной консилиум, — он и на этот раз держал под руку Абузара Гиреевича. — Способный был бы хирург. И вот — глупая случайность…

Абузар Гиреевич пропустил мимо ушей эти почти безнадежные слова. Он беспокоился, как бы больного не постиг паралич дыхательных центров, Этим своим опасением он поделился с Янгурой и Мансуром.

— Аппарат искусственного дыхания у вас в исправности? Возможно, придется воспользоваться им. Пожалуйста, будьте настороже.

Когда Мансур вышел, Янгура подсел на диван к профессору.

— Конечно, — продолжал он развивать свою незаконченную мысль, — спасти ребенка от гибели под машиной — поступок огромной гуманности. Но ведь еще не известно, что получится из этого ребенка. А сейчас мы теряем молодого специалиста, на подготовку которого было затрачено столько сил и средств.

— В данном случае, Фазылджан, пожалуй, не следует рассуждать столь утилитарно, — задумчиво проговорил Тагиров. — Юматша вряд ли успел обдумать свой поступок. Но он выполнил свой долг. Остальное уже касается нас с вами. Остальное — наш долг.

— Не спорю! — Янгура торопливо поднял руки. — Спорить с вами — значит проиграть.

— Почему? — Абузар Гиреевич нахмурил брови. — Я не святой апостол, могу ошибиться, как и все прочие.

Профессор стал прощаться, — ему еще надо успеть закончить сегодня статью в газету.

В этот вечер Гульшагида засиделась допоздна, готовясь к очередному политзанятию. В доме уже спали. Снаружи послышался глухой стук в калитку.

Гульшагида вышла во двор, окликнула:

— Кто там?

— Это я, Гульшагида-апа, — послышался тревожный, вздрагивающий голос Диляфруз.

Гульшагида немедля открыла дверь. Обняла Диляфруз, спросила со страхом:

— Ты дрожишь… Что случилось?

— Вот пришла… не знаю, куда себя деть… Пожалуйста, простите, что беспокою. Юматше очень плохо… Умирает… — Диляфруз уронила голову на грудь Гульшагиды и зарыдала.

Стараясь всячески успокоить девушку, Гульшагида повела ее в дом. Сняла с нее пальто. Проснулись Хатира-апа и Асия, — каждая по-своему старалась ободрить девушку. Должно быть, Диляфруз долго бродила по улицам, вся закоченела, никак не могла унять дрожь. Хатира-апа налила ей горячего чаю. Расспросили, где она была. Оказывается, Диляфруз только что из больницы.

— Почему же ты не осталась на ночь там, около него? — осторожно спросила Гульшагида.

— Я осталась бы… Мансур-абы отослал меня домой. Сегодня он опять будет сам дежурить всю ночь. Ему тоже очень тяжело. Он даже осунулся. И Абузар Гиреевич каждый день приходит в клинику. Неужели Юматша все же умрет?! Гульшагида-апа, что я буду делать без него? Почему я такая несчастная? — Диляфруз снова зарыдала, закрыв лицо руками. Потом быстро встала. — Простите меня. Пойду.

— Нет, нет, нет, я никуда тебя не пущу! — забеспокоилась Гульшагида. — Переночуешь у меня. — И она обняла Диляфруз за плечи.

Они улеглись на одну кровать и еще долго разговаривали вполголоса. Диляфруз рассказала, как в свое время горько разочаровалась в Салахе, разгадав его подлый характер, как тяжело переживала свое разочарование. А потом она познакомилась с Юматшой. В своем рассказе она ничего не скрывала. Это уже была другая Диляфруз — открытая, доверчивая, страдающая.