Белые велосипеды: как делали музыку в 60-е [CoolLib]

Я привез с собой пленку с начерно сведенными вариантами песен, над которыми работал Я собирался проиграть их Хорсту в надежде, что это вдохновит его заступиться за меня перед своими хозяевами. Там было несколько записей Fairport Convention, показывающих, насколько группа изменилась с приходом Сэнди Денни, и кое-какие песни одного неизвестного молодого певца, которого я только начал записывать. Той зимой Fairport Convention приняли участие в проходившем в Roundhouse концерте-марафоне против вьетнамской войны. Последствия решения Эшли Хатчингса остаться, когда все остальные ушли, можно видеть и по сей день. В три часа утра он услышал молодого певца по имени Ник Дрейк. Несколько дней спустя Эшли вручил мне номер его телефона, сказав: «Ты должен позвонить этому парню, он очень интересный».

Хорст взял меня с собой на обед у озера, а потом мы слушали пленку. Ему понравились записи Fairport Convention, и он был под впечатлением от Ника, но был бессилен мне помочь. Я посмотрел на часы и сказал, что через десять минут мне нужно быть внизу, чтобы встретить машину, которая должна меня забрать.

— Не глупи. Сядь, выпей, они ведь могут позвонить.

Я встал и пожал ему руку. Я должен был быть внизу.

Хорст требовал, чтобы я объяснил почему.

— Потому что тот человек, который за мной заехал, не может выйти из машины и дойти до дежурного администратора, чтобы спросить меня.

— О чем это ты? Кого это ты такого знаешь в Гамбурге, кто не может выйти из автомобиля?

Для Хорста это был судьбоносный момент. Когда я сказал ему, кто заехал за мной в своем «фольксвагене» с ручным управлением, он был поражен:

— Ты знаешь Петру Неттельбек?!

Когда я представил их друг другу на подъездной дорожке перед зданием, Хорст вел себя как стеснительный подросток. Он пригласил ее и Уве быть его гостями на концерте Фрэнка Заппы на следующей неделе, предложив им лучшие места. В доме Уве и Петры, построенном по их собственному проекту в Люнебург Хит, я провел великолепные выходные. Я курил забористую травку на покрытой газоном крыше, наслаждался парадом замечательных блюд (первым из череды, растянувшейся на четыре десятилетия) за их столом, общался с их умными и красивыми дочерьми.

Знакомство с Неттельбеками делало Хорста вхожим в тот богемный мир, которого ему так не хватало после изгнания из Лондона. Уве и Петра были в центре радикальной жизни Германии, в политическом и культурном смысле. Хорст засыпал их приглашениями и ездил к ним за город. Вскоре Уве получил продюсерский контракт с фирмой Polydor, и вел свои дела с такой выдержкой, будто бы имел здесь большой опыт. Он создавал прекрасные пластинки, записывая группы, которые навсегда изменили лицо немецкой музыки: Faust и Slapp Happy. Об обеих написано бесконечно много в журналах для коллекционеров и специалистов, и к их пластинкам (в особенности к выпущенному на прозрачном виниле первому альбому Faust) сейчас относятся как к золотому песку. Но в то время пластинки этих двух групп практически не продавались. Хорст продолжал тратить на них деньги впустую, пока руководство фирмы Polydor не произвело окончательный подсчет. Меньше чем через три года с того момента, когда я познакомил его с Петрой, Хорст Шмольци остался без работы.

Возможно, это рассказ о кисмете[166], но он не из разряда печальных. Хорст основал независимую фирму и приобрел права на певца по имени Роджер Уиттакер. Этот певец начал выдавать одну за другой успешные пластинки, которые на протяжении семидесятых разошлись миллионными тиражами. Джими Хендриксом он не был — больше напоминал Берла Айвза[167] — но принес Хорсту целое состояние.

Когда я вернулся в Лондон, меня поджидал мой собственный момент кисмет. Занимаясь сведением альбома What We Did On Our Holidays, я пытался сосредоточиться на музыке и не беспокоиться из-за отношений с Polydor, но это было нелегко. Я ненавидел новых представителей фирмы и контракт, который они лше навязывали. Непокрытые авансы в сумме составляли более 10000 фунтов стерлингов — внушительная сумма для 1968 года, в особенности если у вас нет хитов. Как-то раз я приехал в студию Morgan Studios на записи и, входя в здание, прошмыгнул мимо кого-то выходящего. Мы оба остановились: «Вы не Джо Бойд?» — «А вы не Крис Блэкуэлл?»