Читаем Белые витязи полностью

Потом я встретил его на фортах Адрианополя. Адрианополь укреплён гениально, и если бы Сулейман, или Абдул Керим, или Вейсиль, отступая, заняли их, здесь бы выросла такая Плевна, что первая, остановившая нас на шесть месяцев, побледнела бы перед нею. Их всех — двадцать семь, и они расположены правильным фронтом вокруг города, на ружейный выстрел один от другого. Каждый полк, который двинулся бы в атаку, подвергнулся бы огню, по крайней мере, двух таких редутов. Они поразили Скобелева удивительными приспособлениями к местности... «Вот мастера-то...», «Вот гениальные инженеры!» — повторял он, осматривая их.

   — Не так, как у нас!..

   — Почему?

   — А потому, русский инженер начнёт строить, вперёд можно звать — по книжке выстроит... Как в книжке, так и у него... А тут и форму, и расположение форта определяет не книжка, а местность.

И действительно, мы видели здесь и четырёхугольные, и овальные, и вытянувшиеся длинною волнистою линией.

Везде чистота и изящество работы было удивительное. Всюду каменные траверсы, рассчитанные так, что откуда бы ни был огонь, ни орудия, ни склады, ни люди не подверглись бы малейшей опасности... Из каждой амбразуры открывался обстрел дороги, лощины, гор. Амбразуры были прорезаны так, что полоса обстрела могла быть определяема произвольно. Насыпи башенных редутов были сделаны в совершенстве.

   — Лучше нельзя... Лучше нельзя... — повторял Скобелев. — Посмотрите, у них каждый форт имеет свою физиономию. Нет рутинных утверждённых чертежей. Простор частной инициативы талантливых инженеров полный!.. Посмотрите-ка на номер пятый... Он вытянут извилиной по узкому гребню горы... С одной стороны он обстреливает Марицу и её берега, с другой — все эти оставленные и разорённые деревушки. Каждая извилина его даст новое направление огню...[85]

   — ...Как можно сдать такие позиции... — злился Скобелев. — Знаете... Досадно, что Сулейман не занял их...

   — Вот-те и на...

   — Вы меня не поняли... Я рад... Но инстинкты военного — совсем иное... У меня сейчас же вот явилось желание взять их боем... Какая слава!.. Взять штурмом такой редут — не то что плевненский...

И воодушевившись, он начал уже располагать войска, указывать пункты, откуда бы он начал атаку, подступы, по которым бы повёл её, овраг, который бы дал ему возможность укрыть резервы и предпринять обходные движения…

   — Они воображают, что этого редута нельзя разгромить артиллерийским огнём... А я бы вон там поставил дальнобойную батарею... Отсюда бы мог подходить тихою сапой... Рылся бы, рылся... Нос к носу стал, а там — первая удобная ночь — «ура» и в штыки...

И план за планом так и посыпались у Скобелева.

Ничего, ни малейшей неровности местности, ни малейшего пригорка не упускал его зоркий, орлиный взгляд. Невозможное действительно становилось возможным и недоступное доступным.

   — Верьте мне, при хороших войсках и опытных генералах и офицерах нет неприступных крепостей... Гибралтар можно взять, не то что эти форты... Разумеется, если уверить себя, что этого вот нельзя — так и ум утратит силу... Прежде всего нужно иметь дерзость при знаниях и таланте, а остальное всё приложится... Расчёт и дерзость. Массу войска, превосходное вооружение, чудесную артиллерию... Вон, видите, лощина...

   — Вижу.

   — Вот этой лощиной я бы в тыл к ним пробрался и стал хозяйничать... Ещё раз повторяю: нет неприступных позиций... Решительно нет. Бывают позиции, которые требуют слишком много жертв, так что овчинка не будет стоить выделки. Это верно. Но если уже говорить о принципе, так всякую позицию взять можно... При современном состоянии вооружения Измаил был совсем неприступен, а расчесал же Суворов турок и взял крепость!

<p><emphasis><strong>XXXII</strong></emphasis></p>

Из Адрианополя Скобелев двинулся на Чатальджу.

— Если это этап, днёвка, я готов помириться, но если после придётся остановиться, не дойдя до Византии, то готов извериться во всём. Посмотрите, что это за чудная страна! Со времён Олега русские стремились сюда... Неужели же мы остановимся у цели?

И действительно, чудную страну проходили мы.

Стоял ещё январь, а уже безоблачные голубые небеса благоговейною тишиной веяли на ещё не проснувшуюся землю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги