Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ)

— Я все помню, — тряхнула головой Эльза, и ее серебристые глаза превратились в две колючие льдинки. — Помню, как меня зовут, и как зовут тебя, помню, сколько мне лет, в какой стране я живу и какой сейчас год. Помню, что у нас с тобой есть дочь.

Она говорила так уверенно, что Алекс насторожился: может, наступил долгожданный момент? Но потом Эльза продолжила:

— И Ива сейчас спит в своей кроватке, я тоже это помню.

Она вскочила, схватила его за руку и повела за собой в другую комнату, а Алексу не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Медведь лежал в отдельной постельке, созданной ее заботливыми руками, укрытый до шеи.

— Вот, — уверенно заявила Эльза, — видишь?

Он видел. И не мог выдержать этого зрелища. Развернулся и ушел, распахнул на кухне окно, закурил, присев на подоконник. Проскрипел:

— Уходи, Эль.

Она перестала прятаться за порогом и подошла к нему. Упрямая, как всегда.

— У тебя появилась любовница? Ответь мне, Алекс. Мы разводимся?

— Любовница? Разводимся? — он хрипло рассмеялся, отвернулся и глотнул горького дыма.

— Конечно, — настаивала она, — что мне еще думать? Ты перестал работать в кабинете и постоянно куда-то уходишь. Пропадаешь целыми днями. Молчишь и странно смотришь на меня, когда я что-то говорю. И еще… — она шмыгнула носом, — …ты больше меня не хочешь.

— Да, ухожу. Потому что я полицейский, — рявкнул Алекс, поворачиваясь. — Полицейский, а не напыщенный благородный лаэрд. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Я не такой, как ты. Разве ты не видишь?

— Ты волк… — неуверенно протянула Эльза.

— Волк. Но не такой. Я — полукровка. Ты помнишь, что существуют такие? И я всю жизнь любил только тебя. С удовольствием бы завел себе любовницу. Тысячу любовниц. Но мне… нужна… только… ты.

Последние слова он выдавил с трудом и умолк, уже ругая себя за несдержанность. И удивился, когда Эльза не стала на этот раз убегать и плакать. Она внимательно посмотрела на него и вздохнула.

— В моей голове океан, — пожаловалась она. — Ты когда-нибудь испытывал такое ощущение, что ныряешь и теряешь понимание, где дно, а где поверхность?

— Я никогда океан и в глаза не видывал, — бросил Алекс, все еще резче, чем следовало бы. — Только реку. Там все просто, плыви себе и течение вынесет.

Эльза взяла у него сигарету и нервно затянулась.

— А я вот вроде вижу дно, но никак не могу его нащупать, — она в недоумении посмотрела на тлеющий огонек, — оказывается, я умею курить… — и сразу же без перехода добавила: — Ты, правда, любишь меня?

— Проклятье, Эль, — Алекс усмехнулся, покачал головой и отобрал сигарету. — Мне что, перед тобой в клятвах рассыпаться? Мы уже не дети.

— Почему тогда ты меня избегаешь в постели? Ты избегаешь меня с той самой ночи, когда…

— Я даю тебе время выздороветь. И определиться.

— Я определилась.

— Точно ли? — он не сдержал сарказма в голосе. — Ты меня не помнишь, Эль. Ты не помнишь, что у нас пропал ребенок. Заменяешь ее медведем.

Она побледнела.

— Почему мы не ищем ее?

— Потому что только ты можешь сказать, кто ее украл.

Эльза помолчала, затем кивнула. Наклонила голову, сжала кулачки и вышла с неестественно прямой спиной. Алекс тихо выругался и подкурил новую сигарету. Какой же он идиот. Снова сделал ей больно. Кто бы мог подумать, что вид дурацкого медведя так заденет его? Но каково тогда самой Эльзе? Она в бегах, предана всеми и может надеяться только на него, а он орет на нее и срывает собственную усталость и ревность. Никто не знает, какая путаница творится в ее голове, а он только и может, что ревновать к призраку ее мужа. Призраку, который когда-то смог то, что не сумел сам Алекс. Уберег Эльзу от Димитрия. Не поэтому ли светлая память о нем так и бесит?

Алекс вздохнул, выбросил окурок, захлопнул створку. Направляясь в спальню, он ожидал увидеть Эльзу плачущей, но она тоже стояла у окна, ее спина по-прежнему оставалась прямой и напряженной. Алекс приблизился и положил руки на плечи Эльзы.

— Я помню этот сад, — произнесла она вполголоса, — я помню его цветущим. Я помню аромат лепестков, которые падали на ветру. Я помню тебя, Алекс. Помню музыку, которая звучала между нами.

— Ты не помнишь самого главного. Того, что было потом.

— Почему ты мне не рассказываешь?

— Не уверен, что могу подобрать правильные слова, чтобы описать.

— Я любила тебя?

— Сначала — да. Потом — нет. Осталась только волчья привязка. От нее нельзя избавиться.

Эльза помолчала, все так же стоя к нему спиной и глядя в окно. Ее волосы пахли цветами, в этом аромате Алексу тоже почудился забытый запах сиреневых лепестков.

— Что, если я не хочу вспоминать? То, что было потом.

— Что, если нашу дочь ты не вспомнишь тоже? Если откажешься вспоминать все. Я люблю тебя, Эль, — он невольно стиснул ее плечи через светлую ткань, — но не хочу отрекаться от нашего ребенка.

Она отстранилась, завела руки за спину и расстегнула длинную молнию вдоль позвоночника. В проеме стала видна гладкая кожа, выступающие позвонки. Алекс закрыл глаза.

— Поцелуй меня, — попросила она, — мне так страшно. Я так запуталась. Совершенно не понимаю, в кого я превратилась.